Комиссар Эльвира провел рукой по макушке, взъерошив свою безукоризненную прическу.
Сквозь бронированное стекло двери Фалькон глядел на понуро сидевшего за столом Кальдерона. В ожидании его тот курил, уставясь в металлическую пепельницу. Сделавший хорошую для своих еще молодых лет карьеру следственный судья выглядел теперь постаревшим. Худощавый, он похудел еще больше, что придавало ему изможденный вид. Свежая, упругая его кожа потускнела, а волосы, и без того не отличавшиеся густотой, образовали явные пролысины. Уши словно удлинились, мочки набрякли, будто, предаваясь своим невеселым мыслям, он то и дело дергал и теребил их. Вид арестанта успокоил Фалькона: было бы невыносимо, если б этот истязатель и убийца сохранил свои обычные высокомерие и заносчивость. Пропустив вперед себя охранника с кофе на подносе, Фалькон вошел в камеру. Кальдерон тут же встрепенулся, и в выражении его лица появилось подобие прежней уверенности.
– Чему или кому я обязан столь острым удовольствием? – осведомился Кальдерон, обводя рукой полупустую камеру. – Уединенность, кофе, визит старого друга… Какое роскошество!
– Я бы и раньше пришел, – сказал Фалькон, – но, как ты, должно быть, понимаешь, дела…
Кальдерон окинул его долгим внимательным взглядом и закурил новую сигарету, третью во второй пачке за день. Охранник поставил на стол поднос и вышел.
– И что же вдруг могло вызвать у тебя желание навестить в тюрьме убийцу бывшей твоей жены?
– Предполагаемого убийцу собственной жены.
– Это важная поправка или лишь педантичное уточнение?
– Только на прошлой неделе мне удалось выкроить время, чтобы подумать… ну и почитать кое‑что.
– Надеюсь, что почитал ты какой‑нибудь хороший роман, а не запись моей беседы с великим инквизитором, старшим инспектором Луисом Зорритой, – сказал Кальдерон. – Беседа эта, как может подтвердить тебе мой адвокат, была для меня не из приятных.
– Я несколько раз перечитал эту запись, как и запись беседы Зорриты с Марисой Морено. Она навещает тебя здесь, не так ли?
Кальдерон кивнул:
– К несчастью, свидания эти не супружеские. Мы просто разговариваем.
– О чем же?
– Разговорами обычно мы с ней не занимались, – сказал Кальдерон, затягиваясь сигаретой. – Предпочитали другой язык.
– Но может быть, очутившись здесь, ты усовершенствовался и в данном способе общения.
– Конечно. Только не с Марисой.
– Так зачем она приходит к тебе на свидания?
– Из чувства долга? А может быть, вины? Не знаю. Спроси ее!
– Вины?
– Думаю, она сожалеет о том, что рассказала Зоррите о некоторых вещах, – сказал Кальдерон.
– К примеру, о каких?
– Не хочу об этом говорить. Особенно с тобой.
– О том, как вы шутили с ней насчет истинно «буржуазного решения» сократить расходы на развод, убив жену?
– Черт знает, как этот прохвост Зоррита сумел вытянуть это из нее!
– Возможно, ему особенно и стараться не пришлось, – хладнокровно заметил Фалькон.
Сигарета Кальдерона застыла в воздухе на пути ко рту.
– Ну а еще о каких признаниях Зоррите может она сожалеть? – продолжал Фалькон.
– Она покрывала меня. И сказала, что я ушел от нее позже, чем это было на самом деле. Она думала, что спасает меня этим. Но Зоррита выяснил в таксопарке все, что касалось времени.