Они – мои друзья. – Анхел пожал плечами. – В этом одно из преимуществ возраста: мы можем снова и снова пересказывать друг другу одни и те же истории – и все равно смеяться.
– Возраст – это состояние ума, а ты еще молод, – проговорила Мануэла. – Возможно, тебе следовало бы вернуться к коммерческой стороне этих твоих «общественных связей». Забыть о политике и всех этих самодовольных идиотах.
– Наконец‑то она искренне призналась, как она относится к моим самым близким друзьям.
– Мне нравятся твои друзья, но… эта политика… – сказала Мануэла. – Бесконечные разговоры. И ничего никогда не происходит.
– Может быть, ты и права, – кивнул Анхел. – Последний раз у нас в стране что‑то происходило в ужасный день 11 марта 2004 года. И посмотри, что случилось: вся страна сплотилась и посредством демократических процедур спихнула идеальное правительство. После чего мы склонились перед террористами и ушли из Ирака. А что потом? Снова погрязли в комфорте привычной жизни.
– И стали пить слишком много бренди.
– Именно так. – Анхел посмотрел на нее; волосы у него торчали во всевозможных направлениях, как после взрыва. – Знаешь, что вчера вечером сказал один человек?
– Это было самое интересное за весь вечер? – спросила она, стараясь его раззадорить.
– «Нам необходимо возвращение благонамеренной диктатуры», – провозгласил Анхел, в комическом гневе воздевая руки.
– Вы того и гляди окажетесь маргиналами, – заметила Мануэла. – Людям не нравятся беспорядки, все эти солдаты и танки на улицах. Им нужно холодное пиво, тапа и что‑нибудь поглупее по телевизору.
– Именно такова моя точка зрения, – ответил Анхел, хлопая себя по животу. – Но меня никто не слушал. Наше население гибнет от падения нравов, от морального разложения, когда люди уже не знают, чего они хотят, кроме тупого потребления. А мои «собутыльники» уверены, что народ их полюбит,если они окажут этому народу услугу, устроив переворот.
– Я не хочу видеть по телевизору, как ты стоишь на столе в парламенте с пистолетом в руке.
– Сначала мне придется сбросить вес, – отозвался Анхел.
Кальдерон пришел в себя, вздрогнув и ощутив настоящую панику – послевкусие сна, который он не мог вспомнить. Он с удивлением обнаружил в постели рядом с собой длинную смуглую спину Марисы вместо белой ночной рубашки Инес. Он проспал. Уже шесть утра, и ему нужно возвращаться в свою квартиру и отвечать на очень неприятные вопросы Инес.
Он так яростно выпрыгнул из постели, что разбудил Марису. Он оделся, покачав головой при виде высохших потеков спермы на бедре, похожих на следы слизняков.
– Прими душ, – посоветовала Мариса.
– Нет времени.
– Во всяком случае, она не идиотка, – так ты мне говорил.
– Нет, – ответил Кальдерон, ища второй ботинок, – но до тех пор, пока соблюдаются определенные правила, она может закрывать глаза на происходящее.
– Должно быть, есть специальный буржуазный кодекс насчет внебрачных связей.
– Верно, – согласился Кальдерон. Ее слова его раздражали. – Нельзя всю ночь провести вне дома, потому что это делает смешным весь институт брака.
– А где граница между серьезным браком и смешным? – осведомилась Мариса. – Три часа ночи? Полчетвертого? Нет, это еще нормально. Видимо, четыре ночи – это «смешно». Полпятого – «обхохочешься». А шесть утра или полседьмого – это уже фарс.