Он часто приникал к ним головой, вжимаясь в упругие кудрявые завитки.
– Эстебан!
Он вынырнул из потока привычных мыслей.
– Ты ела? – Больше ему ничего не пришло на ум. Разговоры никогда не были сильной стороной их отношений.
– Мне не нужна кормежка, – заявила она, беря из вазы неочищенный бразильский орех и зажимая его между своими крепкими белыми зубами. – Я готова к тому, чтобы меня трахнули.
Орех исчез у нее во рту, издав звук выстрела из пистолета с глушителем, и Кальдерон рванулся, точно спринтер. Он упал в ее змеино‑гибкие руки и стал кусать ее в неестественно длинную шею, которая, казалось, умеет растягиваться, как у женщин африканских племен. Смесь утонченности и дикости, вот что его в ней привлекало. Когда‑то она жила в Париже, была моделью у Живанши, путешествовала по Сахаре с караваном туарегов, спала со знаменитым кинорежиссером в Лос‑Анджелесе, жила с рыбаком в Мозамбике, на побережье близ Мапуту. Она работала у одного художника в Нью‑Йорке и полгода провела в Конго, обучаясь резьбе по дереву. Кальдерон знал все это по ее рассказам – и всему этому верил, потому что Мариса была существом необыкновенным. Но он не имел ни малейшего представления о том, что у нее в голове. Поэтому, как хороший адвокат, он старался придерживаться нескольких известных ему фактов, пусть и ошеломляющих.
После секса они улеглись в постель, которая служила для Марисы местом для разговоров и сна, а не для корч и влаги секса. Они лежали голые под простыней, и на стенах и потолке виднелись параллелограммы света с улицы. Кава шипела в бокалах, удерживавшихся у них на груди. Они делили одну на двоих пепельницу, угнездив ее в расщелине между своими телами.
– Тебе разве не пора уходить? – проговорила Мариса.
– Чуть попозже, – сонно ответил Кальдерон.
– Интересно, как думает Инес – что ты сейчас делаешь? – спросила Мариса, чтобы что‑нибудь сказать.
– Я на ужине… по работе…
– Если уж кому и надо было жениться, то только не тебе, – заметила она.
– Почему ты так говоришь?
– А может, и нет. В конце концов, вы, севильцы, такиеконсервативные. Ты ведь поэтому на ней женился?
– И поэтому тоже.
– А еще почему? – спросила она, направив горящую сигарету ему в грудь. – Это гораздо интереснее.
Она сожгла один из волосков на его соске; запах паленого проник ему в ноздри.
– Осторожней, – попросил он. – Ты же не хочешь засыпать пеплом всю постель.
Она откатилась от него, щелчком отправив сигарету на балкон.
– Мне нравится слушать то, что людям не хочется мне рассказывать, – произнесла она.
Ее медно‑рыжие волосы рассыпались по белой подушке. Когда он смотрел на них, он всегда невольно вспоминал другую женщину, у которой были волосы точно такого же оттенка. Он никогда никому не рассказывал о Мэдди Кругмен, он упомянул о ней только в заявлении для полиции. Он не говорил о той ночи даже Инес. Она узнала об этой истории из газет: разумеется, лишь поверхностную часть, – и это было все, что она хотела знать.
Мариса подняла голову и отпила из бокала. Она привлекала его по той же причине, по какой привлекала его Мэдди: красота, шик, сексуальность и абсолютная загадочность. Но кто он для нее? Кем он был для Мэдди Кругмен? Иногда он размышлял об этом в часы, свободные от раздумий на другие темы. Особенно рано утром, когда он просыпался рядом с Инес и думал, что мог бы быть мертв.
– На самом деле мне плевать, почему ты на ней женился, – заявила Мариса, применив испытанный трюк.
– Интересно не это.
– Не уверена, что хочу знать это интересное, –сказала Мариса.