– Что‑то стряслось с Рафаэлем и Лусией? Я видела «скорую». Чем могу помочь?
Взгляды мужчин как по команде устремились на Маделайн Крагмэн – и не только потому, что та говорила по‑испански с американским акцентом. Она была высокая, стройная, с полной грудью, аппетитным задом и врожденной способностью вызывать у недалеких мужчин затейливые фантазии. Только Фалькон и Кальдерон в достаточной степени контролировали уровень тестостерона, чтобы ухитряться смотреть ей в глаза, и это требовало определенных усилий. Ноздри Консуэло затрепетали от раздражения.
– Сеньора Крагмэн, нам срочно нужно попасть в дом, – сказал Кальдерон. – У вас есть ключи?
– Нет, но… что с Рафаэлем и Лусией?
– Рафаэль лежит в кухне на полу и не шевелится, – объяснила Консуэло. – Про Лусию мы ничего не знаем.
Маделайн Крагмэн резко вздохнула, мелькнула ровная линия зубов – вот только острые клычки слишком выдавались. Мышцы лица на мгновение напряглись, будто в судороге.
– У меня есть телефон его адвоката. Рафаэль дал его мне на случай, если возникнут проблемы с домом, когда они в отъезде, – сказала она. – Мне придется сходить домой…
Она отступила назад и пошла к воротам. Все взгляды уперлись в ее зад, слегка подрагивающий под белой льняной тканью расклешенных брюк. Тонкий красный ремешок опоясывал талию, словно полоска крови. Она скрылась за стеной. Мужчины, буквально онемевшие от ее великолепия, расслабились и вновь начали переговариваться.
– Очень красивая, верно? – заметила Консуэло Хименес, раздосадованная тем, что дивное видение отвлекло от нее мужское внимание.
– Красивая, – отозвался Фалькон. – И совсем не похожа на красавиц, к которым мы тут привыкли. Белая. Плавная.
– Белая, – проговорила Консуэло. – Даже чересчур.
– Выяснили, где садовник? – спросил Фалькон.
– Исчез.
– Что о нем известно?
– Его зовут Сергей, – сказала она. – Русский или украинец. Работает у всех, кто живет поблизости. У Веги, Крагмэнов, Пабло Ортеги и у меня.
– Пабло Ортега живет здесь? Актер? – спросил Кальдерон.
– Да, переехал только что, – ответила Консуэло. – Он не слишком‑то счастлив.
– Меня это не удивляет.
– Еще бы! Это ведь вы, дон Кальдерон, на двадцать лет упрятали в тюрьму его сына? Жуткое, жуткое дело! Но я не то имела в виду, говоря о его несчастье. Его дом в центре нуждается в ремонте. И потом… здесь ему спокойнее.
– Почему он переехал? – спросил Фалькон.
– В округе с ним больше никто не разговаривал.
– Из‑за того, что сделал его сын? – уточнил Фалькон. – Я не помню…
– Сын Ортеги похитил восьмилетнего мальчика, – вмешался Кальдерон, – связал и несколько дней насиловал.
– Но не убил? – спросил Фалькон.
– Мальчик сбежал, – ответил Кальдерон.
– С этим делом вообще все было непросто. Странно как‑то, – сказала Консуэло. – Сын Ортеги сам отпустил ребенка, уселся на кровать в звуконепроницаемой комнате, приготовленной для похищенного, и ждал, пока приедет полиция. На его счастье они добрались первыми – раньше родителей.
– Говорят, в тюрьме ему приходится несладко, – сказал Кальдерон.
– Мне ни капли не жаль тех, кто покушается на детей, – жестко сказала Консуэло. – Они получают по заслугам.
Вернулась Маделайн Крагмэн с номером телефона.