Коричневая юбка, коричневая блуза ей велики – ресторанная униформа; под тканью на худых Нориных плечах неровно проступали подкладные.
Наконец я встал и подошел. Она закрыла книжку, положила обложкой на стойку, однако разглядеть название я успел.
«Гедда Габлер» Генрика Ибсена.
Трагическая пьеса, героиня, по общему мнению, – самый невротичный женский персонаж во всей западной литературе.
Добыча прямо в руки просится.
– Добрый вечер, сэр, – бодро сказала Нора и сняла очки.
Большие голубые глаза, тонкие черты – лет четыреста назад она была бы девчонкой высшей пробы. Однако у нас тут эпоха рыбьих надутых губок и моментального загара, так что Нора, конечно, хорошенькая, но старомодная – эдакая Твигги рубежа веков. Ярко-розовую помаду она, видимо, накладывала в полутьме и вряд ли вблизи от зеркала.
Но на вид дружелюбная. Разговорить ее, пожалуй, будет нетрудно.
Она схватила серебристую вешалку со штанги и потянулась за моей курткой.
– Я не буду раздеваться, – сказал я. – Вы, наверное, Нора Халлидей?
– Да.
– Очень приятно. Скотт Макгрэт. – Я вынул из бумажника визитку, вручил ей. – Я надеялся, мы сможем поболтать, когда вам удобно.
– О чем поболтать? – Она воззрилась на визитку.
– Об Александре Кордове. Насколько я понял, вы последняя, кто видел ее в живых.
Она вновь перевела взгляд на меня:
– Вы из полиции?
– Нет. Я веду журналистское расследование.
– И что же вы расследуете?
– Раньше – укрывательства, международные наркокартели. Сейчас собираю данные об Александре. Мне интересна ваша точка зрения. Александра вам что-нибудь говорила?
Прикусив губу, Нора отложила мою визитку на дверцу стойки и аккуратно высыпала на ладонь разноцветные желейные конфеты – в пакете их было килограмма четыре. Забросила горсть в рот, пожевала, плотно стиснув губы.
– Можно строго между нами, – прибавил я.
Она ладонью прикрыла рот.
– Вы пили? – осведомилась она.
– Нет.
Тут она, похоже, возмутилась, звучно проглотила свои конфеты.
– Вы у нас сегодня ужинаете, сэр?
– Нет.
– Вы встречаетесь с кем-то в баре?
– Вероятнее всего, нет.
– Тогда я вынуждена попросить вас уйти.
Я вытаращился. Она явно не из Нью-Йорка. У нее прямо-таки на лбу написано «недавняя выпускница Университета Огайо, диплом по театральному искусству». Небось, играла одну из «Розовых леди» в отвратительной постановке «Бриолина», а на вопрос, кто она, отвечает: «Я актриса» – с придыханием, как на собраниях АА объявляют: «Я алкоголик». Такие девушки едут сюда вагонами в надежде, что их откроют, что они встретят Большую Шишку, но чаще всего оказываются в барах Мёрри-Хилла, в черных платьях из «Банановой республики» и с мозольными пластырями на пятках. Напор типа «Я покорю Манхэттен» вскоре сходит на нет, и они покоряются. Сколько-нибудь продолжительная жизнь в этом городе требует мазохизма, моральной гибкости, носорожьей кожи и сопротивляемости чокнутого чертика из табакерки – а все вышеперечисленное даже в первом приближении непостижимо для этих якобы самоуверенных девиц двадцати с малюсеньким хвостиком лет.