Хотя, по логике вещей, лица сильного пола обязаны приносить с рынка овощи, отвозить ковры в химчистку и ловко забивать гвозди, я уже не вспоминаю про засорившиеся раковины и сломанные утюги. Но этими бытовыми проблемами занимаемся мы с Томочкой. Может, Сеня с Олегом и способны на хозяйственную деятельность, но их никогда нет дома!
До пяти часов я протолкалась в турагентстве и ушла оттуда в полном расстройстве чувств. Никаких маленьких девочек в "Сильвию" не приводили.
- Мы работаем до семи, - пояснила симпатичная девушка, у которой на груди блестел значок "Катя". - Ну никак не могли после этого времени принять ребенка.
Но я была настороже, эта Катя запросто может солгать.
- В семь? Очень странно.
- Почему? Многие заведения закрываются в девятнадцать.
- Но вы же турагентство?
- И что?
- Так самолеты летают сутками! Вдруг у кого-то из туристов неприятность с билетами? Или вы продали путевки и умыли руки? - налетела я на служащую.
Но та, очевидно, привыкла иметь дело с нервными клиентами, потому что, продолжая улыбаться, пояснила:
- Запирается центральный офис, но мобильные нам запрещено выключать. В случае форсмажора нужный человек мигом приедет.
Я вышла на улицу и побрела к метро. Вот так, облом! Но, с другой стороны, я и не ожидала, что в первой же конторе кто-нибудь воскликнет: "Да-да, девочка Ляля у меня".
Ладно, завтра продолжу обход здания, а сейчас настроюсь на приятный вечер.
Ровно в шесть я заняла позицию у решетки. На улице стоял непривычный для осени холод, и большинство прохожих бежало по обледеневшему тротуару, кутаясь в шубы и дубленки. Я же с утра нацепила довольно тонкую куртку, правда, красивую, но произведенную итальянцами для своей мягкой, отнюдь не российской зимы. Все эти европейские вещи и ботиночки на тонкой подметке годятся для жителей Испании, Италии, Португалии. Они не рассчитаны ни на наши морозы, ни на плохо почищенные тротуары.
Подпрыгивая на одном месте, я тихо начинала злиться. Часы показывали десять минут седьмого. В четверть я влетела в бюро пропусков и схватила трубку местного телефона. Нет, Олег неподражаем. Он всегда и везде опаздывает, заставляя меня с глупым видом стоять на улице. Сто против одного, что сейчас муженек ужаснется: "Как? Уже пятнадцать минут?" Потом он принесется к воротам, потный, вытирая лоб платком, и заявит: "Пришлось из-за тебя уйти с совещания".
Даже будучи виноватым, Олег никогда не извинится, наоборот, ухитряется так повернуть дело, что я начинаю чувствовать себя виноватой. Вот и сейчас на свидание опоздал он, а неправой окажусь я.
- Да, - ответил знакомый голос.
- Юрка! Позови Олега.
- Привет, Вилка, - ответил приятель, - как делишки? Слышал, Ленинид ремонт у соседей затеял?
- Об этом потом, где Куприн?
- Ушел.
- Когда?
- Ну, с полчаса.
- Куда?!
- С каким-то свидетелем ему потихоньку побалакать надо, не в конторе, извини, подробностей не знаю. Ты звякни около девяти, он тут ворох дел оставил и сказал Мишке, что еще вернется.
Я опустила трубку на рычаг и почувствовала, как по щекам побежали горячие капли. Люди в пропускном бюро посмотрели на меня с жалостью. Ну отчего может рыдать тут баба? Одна из женщин, ожидавших, пока освободится телефон, погладила меня по плечу и шепнула:
- Не реви. Все перемелется, мука будет. Вот менты поганые, никто так до слез не доведет, как эти сволочи.
Я выскользнула за дверь и попыталась остановить соленый поток. Никогда в жизни мне не было столь обидно, столь тоскливо и столь гадко.