Из глаз чуть было не полились слезы, и я обозлилась, только в истерику впасть не хватало! Ну заблудилась, подумаешь! Вот сейчас зайду в эту избенку, похоже, она совсем целая, и пересижу в ней ночь, а утром поглядим, как поступить. Может, наломать в лесу веток и затопить печь? Кажется, она работает, потому что из трубы идет дым. Дым! Я понеслась к воротам и забила в них кулаком:
- Откройте, пожалуйста, откройте!
- Кто там? - прошелестел тихий женский голос. - Чего хотите?
- Бога ради, не бойтесь, - заорала я, - заблудилась в лесу, ищу монастырь и случайно забрела в вашу деревеньку, пустите переночевать, со мной никого нет.
Загремел засов, приоткрылась калитка. Я влетела во двор, увидела стоящий чуть поодаль дом, вполне целый, ряд сараев и перевела дух. Ночевать в пустой избе на полу не придется.
- Идемте, - тихо сказала впустившая меня женщина.
Потом она развернулась и, подметая длинной юбкой пол, двинулась к дому. Голова ее была повязана темным платком.
В тесной прихожей на гвоздях висела верхняя одежда - сплошь поношенные пальто черного цвета, а на подставках стояли ботинки, старые, довольно разбитые, но аккуратно вычищенные.
Я стащила куртку, сапоги, встала ногами на домотканый половик и сглотнула слюну - из комнат плыл восхитительный аромат гречневой каши.
Хозяйка оказалась сообразительной, потому что она крикнула:
- Марфа!
Появилась женщина неопределенного возраста, одетая в нечто, больше всего напоминающее черный халат, на голове Марфы был повязан темный платок. Она молча глянула на нас.
- Покорми и уложи, - велела хозяйка.
- Идите сюда, - поманила меня пальцем Марфа. На большой, чисто вымытой кухне меня усадили за длинный, выскобленный добела деревянный стол и угостили кашей. Гречку дали без ничего, пустую, сваренную на воде, ее не сдобрили ни луком, ни маслом, ни салом, а вместо чая налили отвар какой-то травы. Но я проглотила угощенье разом, рассчитывая на добавку. Марфа спокойно забрала пустую миску и поинтересовалась:
- Что за нужда к нам привела? Вы ведь неверующая.
- Отчего вы так решили? - попыталась я завязать разговор. - Может, я хочу у вас остаться! Слабая улыбка озарила лицо поварихи:
- Есть сели и лба не перекрестили, да и после трапезы не помолились.
Поняв, что мне лучше не прикидываться богомолкой, я кивнула.
- Да, я даже некрещеная, так уж вышло, родители не озаботились, а самой вроде как неудобно креститься, уж не девочка.
- К господу можно прийти в любом возрасте, - ответила стряпуха, - как позовет, услышите. Значит, не пора вам пока церковным человеком становиться.
- Мне надо поговорить с матушкой Евдокией.
- Завтра.
- А сейчас нельзя?
- Никак нет, ступайте спать.
Меня привели в крохотную, дико холодную комнату и указали на лежанку. Полночи я провертелась на неудобном ложе. В какой-то момент подняла грубую холстину, заменявшую тут простыню, и обнаружила, что тоненький, словно блинчик, матрац лежит на деревяшках. Подушка была плоской, а одеяло байковым, совершенно не греющим, но в конце концов я провалилась в сон.
- Вы хотели меня видеть? - раздался из темноты спокойный голос.
Я раскрыла глаза и, клацая зубами, села. За окном колыхалась темнота. Возле жесткой лежанки стояла довольно высокая, относительно молодая женщина, облаченная во все черное. Лет ей было около сорока, и на старуху она совсем не походила. Большие голубые глаза смотрели приветливо, но на лице не было улыбки.
- Который час? - глупо спросила я.
- Уже поздно, семь, - ответила женщина, - я не хотела будить вас утром, с дороги вы устали, но более спать нельзя, ежели желаете поговорить со мной.