Я подхватила безучастно взиравшую на происходящее бабку и осторожно потянула почти невесомое тельце к лифту. Внизу стояли четыре легковых автомобиля, но ни один из шоферов не собирался ехать в Репнево. В полной растерянности я оглядела двор и заметила разбитый "рафик" темно-защитного цвета, с замазанными краской окнами. Внутри на водительском месте сидел дядька, похожий на груду макулатуры.
- Вы из Репнева? - спросила я.
- Ага.
- За бабушкой?
- Нам однофигственно, за кем, - пробубнил водитель, - бабушка, дедушка, курочка Ряба... лишь бы бумаги были в порядке, а то вози старые кости взад-вперед из-за того, что печати нет.
Я протянула ему конверт.
- Ладно, - буркнул дядька, - запихивай бабуську.
- Можно мне с вами до Репнева?
- Залазь, - милостиво разрешил водитель и завел мотор.
Подскакивая на ухабах и отчаянно дребезжа металлическими внутренностями, "рафик" покатил вперед. Езды оказалось около пятнадцати минут. Сквозь замазанные окошки не было видно дороги, и я, полагавшая, что Репнево - это название подмосковной деревеньки, страшно удивилась, увидев вокруг блочные дома и деловито снующие машины.
- Вылазь, - буркнул шофер, - конечная, Репнево, следующая крематорий.
Никак не отреагировав на грубую шутку, бабушка стала вставать. Я выскочила первой, помогла старухе спуститься и хотела было спросить, куда нам идти, но "рафик" взревел мотором и исчез. Я растерялась. Здорово вышло, стою с полубезумной старушкой посреди улицы. Придется спрашивать у прохожих, где тут дом престарелых. Очевидно, бабушка еще не растеряла остатки ума, потому что она внезапно хрипло сказала:
- Через дорогу пошли. Вон, видишь, домик за забором прячется? Оно и есть, место проклятое, Репнево.
- Почему же проклятое? - для поддержания разговора поинтересовалась я, таща бабуську к подземному переходу. - Дом как дом, вполне даже симпатичный, на детский садик похож.
- Это с виду, - вздохнула старушка, - а внутри ад кромешный. Вот отдохнула в больнице, поела по-человечески, поспала на простынях да на подушке, и хватит, конец счастью, пожалуйте в сатанинское место. Одно не пойму, за какие грехи мне эти муки!
Она бормотала и бормотала, мне делалось все больше ее жаль. Наконец, мы доплюхали до большой железной двери и позвонили в звонок. Высунулась румяная девка лет двадцати пяти.
- О! - воскликнула она. - Петровна! Не померла!
- Жива пока, - с достоинством ответила бабушка.
- А мы уж решили, все, отбросила ты полусапожки, - радовалась девица, - вещи твои на склад сволокли, а место другой отдали. Ну погодь тут, сейчас сообразим, куда поселить.
И она ушла, хлопая шлепками по голым пяткам. Бабуська навалилась на стену, у нее сильно дрожали руки.
- Ласковая у вас дежурная, - хмыкнула я.
- Люся еще ничего, - тихонько ответила старушка, - вот Валентина, та чистая гидра, может ударить. Самые хорошие тут на третьем этаже служат, вот туда бы попасть..
- А вы попроситесь сейчас, - посоветовала я, - может, переведут.
Бабушка мелко засмеялась.
- Что ты, милая! Там платных держат.
- Кого?
- Ну есть такие люди, которые еще не совсем совесть потеряли. Сдадут родителей в интернат, но не бросят, а платят за них. Вот таким все условия. Палаты с одеялами, и телевизоры стоят, холодильники. Кормят их нормально, эх, да что там, - махнула старушка рукой.
- Ваши заплатить не могут? Бабуся грустно улыбнулась:
- Так если бы дочка моя жива была, разве же бы отдала меня сюда? Никогда.