Как, Танечка? Пойдем?
Татьяна усмехнулась и выразительно посмотрела в сторону соседнего двора. В комнате Мазаева как раз зажегся свет.
– Ну, если наш ученый сосед еще не лег спать, то, пожалуй, имеет смысл.
– Таня! – В голосе Ирочки послышался ужас. – Это неудобно. Ты что!
– Ничего. Пойдем, Дима. По дороге и к соседу заглянем.
– Ну, ребята, ну я не знаю…
– А тут и знать нечего. Только убери со стола мои бумаги.
– Спасибо вам, – растерянно пролепетала Ирочка.
Мы вышли на улицу, я оставил Татьяну возле калитки, а сам подошел к открытому окну соседнего дома. Юрий Сергеевич сидел на кровати и задумчиво изучал рисунок обоев на стене, грея в ладонях рюмку с коньяком.
– Господин социолог! – позвал я вполголоса.
Мазаев вздрогнул, едва не пролив коньяк на пол.
– О, это вы, Слава. А я испугался от неожиданности.
– Буду краток, – сказал я, стараясь не расхохотаться. – Мы с Татьяной идем гулять, а Ирочка дома. В вашем распоряжении не меньше часа, это я вам гарантирую. Только не разбудите Лилю.
– Но… Подождите, Слава…
– Целую крепко, ваш Владислав, – бросил я уже на ходу.
– Куда направимся? – спросила меня Татьяна, когда я взял ее под руку и уверенно повел в неизвестном направлении.
– Не знаю, – беззаботно ответил я. – А ты куда хочешь?
– Домой, – очень серьезно ответила она. – У меня после любви упадок сил и ноги подгибаются. Я, видимо, не такая тренированная, как ты.
– Ты на что это намекаешь?
– Только на твою спортивную форму. А ты что подумал?
Я расхохотался.
– Татьяна Григорьевна, с вами не соскучишься! Прости, я в самом деле не подумал, что у тебя сил нет. У меня, например, крылья выросли. Но мне было так жалко твою Ирочку! Должны же у нее быть какие-то радости помимо кухни и стирки.
Мы шли в сторону моря и молчали. Сначала молчать было легко, но потом чем дольше затягивалась пауза, тем большую неловкость я испытывал. Татьяна недовольна? Сожалеет? Устала? Я сделал что-то не так? Обидел ее?
Я начал нервничать, но не мог пересилить себя и спросить. А она шла рядом, и я многое отдал бы сейчас, чтобы узнать, о чем она думает.
На набережной царило оживление, несмотря на то, что уже был третий час ночи. Работали ночные бары и дискотеки, рестораны и казино.
– Хочешь, зайдем куда-нибудь? – предложил я.
Она отрицательно покачала головой.
– Там шумно, а мне нужно подумать.
– Я могу узнать, о чем?
Ну вот, слава богу, подумал я, все-таки решился спросить. Даже если она сейчас скажет что-нибудь неприятное, все равно это лучше, чем мучиться неизвестностью.
– О пожаре. Я думаю, как перестроить сюжет с учетом того, что я узнала из Сережиных документов, и при этом не переделывать то, что уже написано. Ужасно не люблю переделывать.
Я ожидал чего угодно, только не этого. Большего удара по самолюбию мужика нанести невозможно. Пусть бы она сказала, что разочарована, что я не доставил ей удовольствия, что я слаб или, наоборот, невыносимо-назойливо вынослив. Любой упрек можно воспринять как информацию, сделать вывод и исправиться. Но это… Я как дурак иду и думаю только о том, что произошло в саду, а она – о своей книжке.
– А я думаю о тебе, – зло ответил я.