Позднее, досыта объевшись бессмысленными ночными разговорами и ресторанными версиями песен типа oooh baby baby it’s a wild world, он стал ограничиваться тем ассортиментом, который можно было найти, спустившись в бар отеля.
Но к этому моменту он уже почти забыл, что такое человеческая близость.
Вместо этого дело обычно кончалось курением травки и унылым онанизмом под весьма разнузданные фильмы для взрослых — его угасающее половое влечение требовало все большей стимуляции. Затем полуостывшая еда, принесенная рум-сервисом прямо в номер, под какой-нибудь второразрядный блокбастер, пока он не впадал в состояние, хотя бы отдаленно напоминавшее сон. Серое помрачение сознания, среди которого его фантазия уносилась прочь по одной ей ведомым дорогам, изучая места, о существовании которых он предпочитал бы не вспоминать.
Оставалось лишь осознать, что его сны постепенно превращаются в…
Солдат, стоявший ближе всех к ней, нервно облизнул губы, поигрывая предохранителем своего автомата.
Щелк-щелк.
На предохранителе — снят с предохранителя.
Безопасный — опасный.
Капля пота скользнула вдоль ее позвоночника.
За ней еще одна.
— Ну, чего мы ждем, Нурмен?
Сухощавый советник посольства Глад вышел из автомобиля с другой стороны и тоже оказался у нее за спиной.
— Пресса ждет, надо начинать. Мы и так запаздываем.
Он протянул руку к ручке на задней двери, чтобы выпустить министра международной помощи, но Ребекка опередила его.
— Не трогай дверь! — прошипела она, придавив ладонью боковое стекло.
Советник посольства продолжал держаться за ручку дверцы, и пару секунд они стояли так, кидая друг на друга яростные взгляды. Затем Глад отпустил ручку, выпрямился и с оскорбленным видом стал перебирать пальцами узел на своем галстуке.
— Как долго ты планируешь стоять здесь, на жаре, Нурмен? — спросил он громко, в расчете на то, что министр услышит его через тонированное стекло.