– Спуск – самое опасное, – вспомнил я одну их заповедей альпинистов и уменьшил числа в два раза. Вскоре колени стали ватными, захотелось пообедать и залезть под одеяло.
– Надо оставить силы для других снарядов, – решил я и выключил дорожку.
Подъемы туловища с закрепленными ногами прошли на ура.
– Худой ты, вот и легко, – поиздевался внутренний голос. – Поиграй лучше с палкой.
Палок было много. Цветные насадки означали разный вес. На картинке хлипкая девушка легко вращала палку над головой, изображая вертолет на взлете. Я взял палку весом 30 кг, легко поднял ее и попытался вращать…
Мне удалось из под нее вовремя выскочить.
В другом углу висели кольца и хваталки, переплетенные резиновыми веревками.
«Растянутое тело – здоровое тело» – прочитал я на плакате. Там же мелкими буквами кто-то приписал, что администрация ни за что не отвечает.
Засунув руки и ноги в кольца, я повис в очень странной позе.
– Хорошо, что меня девушки не видят, – подумал я, пытаясь освободиться.
Это было непросто. Я извивался, тело все больше растягивалось и становилось с каждой секундой здоровее.
Все! Через десять минут я был на свободе и подошел к стойке с гантелями и гирями. Вспомнив мушкетеров, попытался поднять самую тяжелую гирю. Мне это удалось, но ненадолго. Гиря упала обратно на стойку, слегка ее погнув.
– Китайская работа, – огорчился я. – Железа не докладывают!
Через полчаса я был в офисе.
– Хочешь ходить со мной в спортзал? – спросил я друга-физика.
– А на фига? – удивился он, не отрываясь от компьютера.
– Будешь молодой и красивый.
– Я и так красивый, – сказал друг-физик, барабаня по клавишам.
Попытка казаться умным
– Володь, – обратился ко мне приятель, – выручай.
– Сколько? – поинтересовался я.
– Я не про то. У меня сын, пятнадцать лет, кроме барабана ничем не интересуется. Авторитет у меня никакой. Приходи, пусть он послушает умного человека.
– Это где ты умного нашел? Я про барабаны ничего не знаю.
– Вот в том и дело, что надо его от этого ужаса отвлечь. Ни нам, ни соседям покоя нет. С меня ужин и так далее.
Сын сел в кресло и приготовился слушать умное. Я откашлялся и начал рассказывать, как работают банки и фондовый рынок. Юный барабанщик закрыл глаза.
– Экономика не катит, – сказал я отцу. – Надо что-нибудь повеселее.
Начался рассказ про квантовую механику и про корпускулярно-волновой дуализм. Тут закрыл глаза отец.
– Сменить тему? – поинтересовался я, когда он на секунду открыл глаза.
Он кивнул. Я плавно перешел к отличиям христианства от мусульманства. Отец и сын хранили гробовое молчание. Я почувствовал, что по спине у меня бегут капли пота.
– А теперь вопросы, – громко сказал я.
Отец вздрогнул, открыл глаза и стал морщить лоб.
– У меня вопрос, – сказал сын. – Вот почему барабан громкий, а бубен тихий?
Я взял блокнот и стал рисовать схему акустического резонатора.
– Неправильно! – сказал сын. – Барабан громкий потому, что по нему палочками бьют. А по бубну – рукой.
Из прошлого
Книг и фильмов о переносе человека в будущее много. Из прошлого в настоящее – тоже хватает. А если подумать о себе?
Вот я – студент МФТИ. Почти отличник, спортсмен. С комсомольской работой плоховато, но это сейчас прощается. И вдруг – чудо: я сел в кресло, нажал кнопку и попал в 2016 год. И что?
Первым делом я хватаю за пуговицу пробегающего студента.
– Извини, друг. Я тут из прошлого, ненадолго. Брежнев еще жив?
– Нет.
– Вы управляемый термояд сделали?
– Нет.
– Общежитие отремонтировали?
– Да, но пора снова ремонт начинать.
– Сверхпроводимость при комнатной температуре?
– Нет.
– Метро до Савеловского ходит?
– Да.
– Теорему Ферма доказали?
– Да.
– На Марс слетали?
– Только автоматы.
– Личные вертолеты есть?
– У меня нет.
– Какая тактовая частота компьютеров?
– Больше трех Гигагерц.
– Ого! А видеотелефоны есть?
– У каждого в кармане. И еще Интернет есть.
– Это что?
Мне рассказывают про доступность книг, новостей, фильмов, электронную почту, возможность общения через океан.
– Это как? А цензура?
– Нет.
– И можно запросто поехать в Европу?
– Хоть в Антарктиду.
– А машины, продукты в магазинах, рестораны, гостиницы?
– Только деньги давай.
– Обалдеть! А сколько ученый получает?
– В месяц тысяч двадцать, а то и сорок.
Я тихо сползаю на пол. Вот оно какое будущее! Раньше только двести получали.
Когда я вернулся в свое время, то меня спросили, сколько в будущем стоит бутылка водки.
– Не знаю, забыл узнать.
– Ну вот, только зря время потерял.
Мир Кристины
(по мотивам картины Эндрю Уайета)
Маленькая ферма на одном их холмов Айовы. Конец июля, полдень, жара. У большого сарая в инвалидном кресле сидит Кристина. Она переболела полиомиелитом, ноги ее не слушаются. Сейчас ей нечего делать, она перебирает пальцами волосы и смотрит на поле под холмом, где разложены брикеты сена, увязанные проволокой. Кевин Олсон с работником собирают их в кузов грузовичка.
Кристина может подъехать к изгороди и посмотреть с другой стороны холма. Там трава еще не скошена, ветер гоняет по ней зеленые волны. За полем чернеется лес, где, наверное, тихо и прохладно. Кевин говорил ей, там растут дубы и осины. Кристина видела, что осенью лес раскрашивается в желто-коричневые пятна.
– Желтые листья у осин, – объяснял ей Кевин. – У дубов листья коричневые. Они будут висеть всю зиму, а в марте упадут на снег. И еще у дубов желуди.
У Кристины есть книга с картинками – там она нашла рисунок желудей.
– Они вкусные?
Кевин отрицательно качает головой.
Если аккуратно объехать старые молочные бидоны, то можно увидеть загородку из металлической сетки, за которой гуляют золотисто-черные куры. Рядом еще одна загородка, в которой выкопана канава. После дождей там собирается вода, в которой плавают два белых гуся и три серые утки.
– Почему гуси всегда белые и чистые?
– Перья у них жирные, к ним грязь не прилипает.
Кристина это понимает. В августе они будут выжимать масло из семечек подсолнухов, и если смазать маслом руки, то они почти не пачкаются.
Двери сарая открыты. Там сейчас пусто, только бойкие бурундуки бегают по полу и прячутся от Кристины в сене. Осенью туда загонят коров. Сено заготавливается для них.
– Неужели им зимой не холодно?
Кевин пожимает плечами.
– Никто такие сараи не отапливает. Коровы в сене лежат, согревают друг друга.
За сараем огород: бобы на палках с проволокой, грядки с морковью и тыквами. Это на зиму. За огородом сад, где растут яблони. Когда Кевин уберет сено, они будут делать сидр и повидло. Кристина любит нарезать яблоки. В воздухе стоит густой аромат, на который слетаются осы. Они не обращают на Кристину внимания, ползают по горке нарезанных яблок, выбирая потемневшие места.
Солнце припекает. Кристина подъехала к сараю, где есть узкая полоска тени. Тут ничего не происходит и Кристина засыпает.
– Кристи, ты о'кей?
Это Кевин вернулся с поля, и сейчас они с работником разгружают брикеты. Работника зовут Боб. Рыжеволосый, улыбчивый, крепкий.
– Кристи, у тебя красивые волосы!
– Волосы и глаза у нее от покойницы матери, – поясняет Кевин.
Кристина молчит. Она как-то прочитала, что когда хвалят некрасивую женщину, то всегда говорят, что у нее красивые волосы и глаза.
– Мы быстро закончим и пойдем обедать, – предлагает Кевин.
Ему сорок, но выглядит он как мальчишка. Ежик русых волос, загорелое лицо с морщинками в уголках глаз, большой рот, всегда готовый улыбнуться. Он кажется несерьезным, легкомысленным. Только иногда, по вечерам, когда он на крыльце курит дешевые вонючие сигареты, можно увидеть слезы на его щеках. Хотя это могли быть ненастоящие слезы. В Айове сильные ветры, тут и у счастливых людей глаза слезятся.
– Я приготовила суп. Сейчас поеду и пожарю четыре яйца.
Кристина может сама заехать в дом. Кевин приладил длинные доски и навесил перила с одного края крыльца. Одной рукой надо крутить колесо у кресла, а второй придерживаться за перила.