Артур забрал дрель. Темнота – а была середина зимы – была еще прекраснее, чем ему представлялось раньше. А как в те времена было темно на улицах – гораздо темнее, чем сейчас! Затемнение. Абсолютная темнота военного времени. Идя в темноте, он касался других пешеходов, многие из которых шли со своими потайными фонариками. И в крохотном переулке, продуваемом всеми ветрами, в переулке, который давно перестал существовать – сейчас на его месте высился громадный жилой комплекс, – он встретил торопящуюся по своим делам девочку. Что заставило его дотронуться до нее? Если бы он это знал, то понял бы ответы и на множество других вопросов. И вот Артур дотронулся до нее, протянув руку – он уже был высоким, как взрослый мужчина, – и проведя пальцем по ее теплой шее. Ее испуганный крик долго звучал в его ушах и был неизмеримо приятнее, чем писк несчастной мыши. Артур смотрел, как девочка убегает от него в темноту, и эмоции обволакивали его, как обволакивает тяжелый запах нагреваемого алкоголя. Он знал, что ему хочется сделать, но здравомыслие остановило его. Артур читал газеты, слушал радио и знал, что случается с людьми, которые делали то, что ему так хотелось сделать. Было ясно, что после наступления темноты лучше не выходить. Тетушка Грейси была мудрой женщиной. Как будто она действительно знала, что с ним происходит – а ведь это была глупость; ей и в голову не могла прийти…
Эти воспоминания мучили Артура последние две недели и были прямым результатом фрустрации. Каждый вечер в одиннадцать, прежде чем лечь в постель, он бросал последний взгляд из окна своей спальни на внутренний дворик, освещенный светом из окна комнаты № 2. Теперь он воспринимал это уже как выпад против него самого, Артура Джонсона, и как осквернение всего места.
Более того, Антони Джонсон не приближался к нему и избегал всех контактов. Артур так и не знал бы, дома Антони или нет, если бы со столика в холле периодически не исчезали письма, приходившие из Бристоля, и если бы не свет в окне комнаты № 2.
И вот наконец в пятницу вечером, около восьми часов, свет погас. Захватив фонарь, Артур спустился по лестнице. Он услышал, как закрылась входная дверь, но это могла быть и Ли‑Ли Чан. И она, и Антони Джонсон закрывали дверь достаточно аккуратно. И это действительно была девушка, потому что, пока Артур размышлял, стоя на лестнице, в холле появился Антони Джонсон. Артур отступил в тень, и входная дверь немедленно захлопнулась. Размытая фигура мужчины, спускающаяся по мраморным ступеням крыльца, была еще какое‑то время видна сквозь красно‑зеленые стеклянные вставки входной двери. Артур решил про себя, что никто не будет в такое время выходить из дома, если только он не собирается провести несколько часов где‑то в городе. Поэтому он спустился по лестнице, задержался на несколько минут в холле, чтобы дать жильцу комнаты № 2 отойти подальше, а затем вышел из дома, прошел по лужайке и свернул в боковой проулок.
Луны не было видно. Тьма была не абсолютной, а разбавленной светом от далеких уличных фонарей и светом, проникавшим сквозь занавеси на окнах жилых квартир. Небо, кусочек которого виднелся между кирпичными стенами, было серо‑красного цвета, а сама темнота напоминала по цвету водную заводь в портовых трущобах. А этот проулок воображение Артура превратило в аллею, ведущую от главной улицы к целому лабиринту крохотных улочек и переулков. Отдаленный звук транспорта был едва слышен, но это только усиливало иллюзию. Артур пересек внутренний двор и открыл дверь в подвал. Все его мышцы напряглись от волнения, ведь он не был здесь уже три недели. Столь долгое ожидание, которое сопровождалось таким нетерпением и волнениями, только усиливало его вожделение. Его ощущения почти в точности соответствовали тем, что он испытал в случае с Морин Кован и Бриджит О’Нил. Поэтому он очень медленно шел между горами мусора, заполнявшими подвал, а пятно света от его фонаря плясало на предметах, возникавших перед ним.