Со мной что-то произошло… За последние 50 из 67 лет жизни не припомню, чтобы чья-то поэзия меня впечатляла так, как эта. Какой обжигающий восторг вызвала у меня Крюкова!
Сородная, однотипная, одноструктурная… Воспринимаю ее поэзию словно изнутри себя: неким сокровенным слуховым окном, которое есть в каждом человеке, изумительной таинственной метафизической амбразурой.
Кто такая Елена Крюкова? В этой жизни – писательница. Некогда окончила курс специального фортепиано в Московской консерватории у Маргариты Федоровой. Близоруко уткнулась глазами в компьютер, пишет поэзию и прозу… Но за этой летописью, в которую она хочет втеснить свое божество, стоят десятки тысяч жертвенных инкарнаций.
В ней сосредоточена мученическая благодать русской истории. Жертвенность до последней капли крови.
Такую доброту стяжать непросто. Необходимо десятки раз принести себя в жертву любви. Елена, летя сквозь время, сквозь историю, прошла такие преисподние, огни, воды и медные трубы, столько раз была оплевана, избита насмерть, замучена… Обывательскому сознанию не под силу даже представить, какой ценой дается такое великое человеческое творческое солнце.
Она настолько глубоко вживается в ткань бытия, она настолько сакральна, так освящает и одухотворяет каждый шаг, каждое дыхание свое и окружающих, что я могу только поклониться ей и молиться о ней.
Быть может, ей еще не хватает света, чистоты и девства… Но она слишком вошла в душу народную. Было бы даже недостойно предъявлять ей стандартные требования: очиститься, одухотвориться… Масштаб ее доброты таков, что эта душа воспринимается как есть, в изумительной цельности.
Душа великая, глубоко народная, архетипическая, представительная, репрезентативная. Душа огромной ёмкости. Никакие земные мерила к ней не подходят.
Божественное начало в ней проявлено предельно юродиво – в форме каких-то неоцветаевских цыганских высот, каких-то кроваво-пламенеющих форм, юродивых материнских наговоров, народных, одухотворенно-архетипических, пронзающих сердце, задевающих за живое…
Юродивость – своеобразный щит, ограждающий от стрел рациональной идентификации: «кто? что? откуда?..» Нельзя ничего сказать. Неведомо, откуда.
За прозой (внутренний человек) стоит поэзия (человек таинственный). Но за поэзией лежит измерение еще более глубокое – запечатанный Пребожественный лик, который больше поэтического, не говоря о прозаическом. Этот лик я и боготворю, его молитвой насаждаю в ней, благословляю и восхищаюсь.
Ее зашифрованные тексты, где голые любовники сходятся на битом стекле и в израненных телах, ее широкие цыганские песни, ее рваная душа среди окровавленных русских бараков – только попытка как-то творчески осознать трагический, многомиллионный и тысячелетний, земной опыт.
Эта великая душа уже столько раз была замучена, избита насмерть, окровавлена, четвертована, проклята, заговорена, приговорена, что наработанного страстнoго хватит на тысячу воплощений. Поэтому она сама даже и не в силах осознать этот собственный свет. Нет рядом человека, который смог бы это солнце увидеть, оценить и преподнести в дар России.
Человеку надо дорасти до неба, макушкой коснуться запредельной высоты, чтобы увидеть красоту юродства воочию. Крюкова далеко не проста в своих юродивых внешних, литературных формах. Не просто уловить, практически невозможно это осмыслить. Надо духовно созреть, чтобы увидеть это блаженное и благословенное юродство, этот свет как некий небесный прецедент, как крылатого посланника с тех небес, о которых человек лишь догадывается.
Вижу в ней несметные кладовые, бездны добра.
Не потрясающе ли, что среди радиоактивных развалин, среди убожества современной России, которого отечество наше не знало, наверно, со времен геноцида калик перехожих, родилось такое величайшее явление, расцвела такая необъятная душа русских рек, озер, лесов, самого русского народа?!
От подобного Богородичного видения сам изнутри меняешься. Но увидеть непросто. Елена, по сути, недоступна даже для самой себя. На мой взгляд, ее сочинения, одно другого благолепнее, объемнее и широкомасштабнее, – лишь робкая попытка заглянуть в ипостасную глубь собственной души, едва выраженную в настоящем.
Отец Иоанн Блаженный, БарселонаЮРОДИВАЯ
(фреска)
Выходит Ксения Юродивая из метели
«Одежду разрывала…»
Одежду разрывалаИ ноги задирала.А после – на снегу —В алмазах одеяла —Пить из грудей давалаИ другу, и врагу.Пить из грудей! – их много.В них млеко и вино.В крови, слепой, убогий,Безрукий и безногий —Всяк, от червя до Бога,Дышал в меня темноИ полз, сосцы хватая,И падал на бегу…Я корчилась, святая,На каменном снегу.Рычали и катали,И сапогом – в уста…А платье разорвалиОт срама до креста.Горячая картошка
иуПляска на Арбате вместе с медведем. Зима
«О, так любила я цветную…»
С петухом на руке
«…а я девка сильная…»
«Мой ход подобен вееру разврата…»
«…Петух мой чудесный…»
…Петух мой чудесный.Он знает народ.Он манны небесныяБлестки клюет.Обман ваш поганыйОн видит насквозь.Под клювом-наганом —То гвоздь, то гроздь.Он знает: народуВеселье давай.За жизнь и свободу —Тугой каравай.За веру и славу —Динарий-медяк.Медалей кровавыхПустой перебряк.Мясных расстегаевВ печи переброс.Он воплем пугает! —А смеху – до слез.Ты, красная птица.Гляди, что за люд.Им лишь бы упиться —В мешок наблюют.Да, мы не святые.Да, голь-голытьба.Такие простые,Как наша судьба.А зерна в желудок —За трех и за двух.Народ жирных утокТы видишь, петух?!..Ты зришь ли болотных,В пуху, куликов —На кочках мерзлотных,В мерцанье оков?!..Я по снегу, птица,Свищу босиком!Мне жизнь моя снится!Мне смерть нипочем!Я малая мышка!Я волк! И я лис!Кричи, петушишка!Вопи! Захлебнись!Ори!.. —как распустишьОгненный хвост!Меня ты не пустишь —Босую – до звезд.«Зачем ты, девка, с петухом танцуешь?!..»
«…И слышу – кукарекают…»
«Дай мне бутылку черного…»
Дай мне бутылку черногоВ пятерню.Я лишь Небу покорная.Ему – не изменю.Дай мне бутылку красного!..Петуха – на ощип…В жизни нет ничего прекрасного,Если твой Бог погиб.У проруби
Все люди сытые спят,И все несытые спят;И яйца фонарей горятПасхальным золотом;Осколки льда хрустят,свистятПод сапогом и молотом.Кто ко мне Ты – по воде?..Льдины, льдины в бороде…Голые стопы, худые…Дай скорей Твои следы яПодберу – за шубу – хвать!..Я, птенцы, я ваша мать…Подаяние мое…Пятки кус… Пурги белье…– Молчи!Юдоль твоя легка.– Дам……Исусе Ты мой, Исусе!..Умрут ледяные гуси…С медведей сдерут меха…Подари мне петуха!Рыжая борода…– Я сам – петух хоть куда…Да только ты не курица…Щурится.«Я каменная баба…»
«Ну, сбегай же с ума…»
Ну, сбегай же с ума.Это просто.Видишь, бьются в осколки – задарма —Лица и звезды.Полотенце ветра трет,Трясясь, отираетМне мокрые щекии кривой рот,И лоб – от края тоски до края…И нет ничего под ЛунойЗа что я бы не заплатила.Спой надо мной,священник больной,Без паникадила.Схождение с ума
аоа«Дыряв мой мир…»
Дыряв мой мир. Дырявей шляпы.Дырявей сита-решета.На дыры не наляжет лапойРаскидистая тень Креста.Он изнутри изъеден. БолиНе будет, коли час пробьет.Те, кто вопил в зенит: «Доколе?!..» —В беспамятный вмерзают лед.Ни памяти не будет в мире.Ни красоты – одна дыраВзамен лица. Пирог на пире —Во вспоротом дыму нутра.А если лиц не будет, то иСердец не станет. И, дрожа,Умрет последнее СвятоеНа ярком лезвии Ножа.«Все на свете были мальчики и девочки…»
На Тайной Вечере
а«Наползает черное крыло…»
Наползает черное крылоНа: колбасы, зразы, стразы,маракасы, ананасы…Наставляю черное стекло —Закопченное – на ярость Солнечного Глаза.Накрывает беспробудный мракБелую парчу, ах, бешеного блеска…