.. насчет одной из лошадей.
– Ясно. И ты приехал сюда, прямиком?
– Да, сэр.
– В Старой Усадьбе два въезда – Южный и Северный. Как я понимаю, в деревню ты выезжал через Южные ворота?
– Да, сэр, как всегда.
– А обратно – тем же путем?
– Да, сэр.
– Гм-м... Ну ладно, пока достаточно. А! Вот и мисс Протеро.
Летиция шла к нам медленно, словно нехотя.
– Я беру «Фиат», Мэннинг, – сказала она. – Заведите мотор, пожалуйста.
– Сию минуту, мисс.
Он подошел к двухместной спортивной машине и поднял капот.
– Можно вас на минуту, мисс Протеро? – сказал Слак. – Мне необходимо знать, кто где был вчера во второй половине дня. Простая формальность, не обижайтесь.
Летиция смотрела на него, широко раскрыв глаза.
– Да я сроду не смотрю на часы!
– Насколько я знаю, вчера вы ушли из дому вскоре после ленча?
Она кивнула.
– А куда, разрешите узнать?
– Играть в теннис.
– С кем?
– С семьей Хартли Напье.
– Из Мач-Бенэма?
– Да.
– А когда вы вернулись?
– Не знаю. Я же вам сказала, что никогда не смотрю на часы.
– Вы вернулись, – сказал я, – около половины восьмого.
– А, верно, – сказала Летиция. – Прямо в разгар представления. Анна в истерике, а Гризельда ее утешает.
– Благодарю вас, мисс, – сказал инспектор. – Это все, что я хотел узнать.
– Только-то? – сказала Летиция. – Вы меня разочаровали.
Она пошла от нас к «Фиату».
Инспектор украдкой дотронулся до своего лба и шепотом спросил:
– Что, малость не в себе?
– Ничего подобного, – сказал я. – Но ей нравится такой казаться.
– Ладно. Пойду допрошу прислугу.
Заставить себя полюбить инспектора Слака – свыше сил человеческих, но его кипучей энергией нельзя не восхищаться.
Мы расстались, и я спросил у Ривза, где я могу найти миссис Протеро.
– Она прилегла отдохнуть, сэр.
– Тогда я не стану ее беспокоить.
– Может, вы подождете, сэр, я знаю, миссис Протеро хотела обязательно с вами повидаться. Она сама сказала за ленчем.
Он провел меня в гостиную, включил свет – занавески были опущены.
– Какие печальные события, – сказал я.
– Да, сэр. – Голос дворецкого звучал холодно, хотя и почтительно.
Я взглянул на него. Какие чувства кипят под этой маской вежливого равнодушия? Может быть, он знает что-то, но не говорит? Трудно найти что-либо более неестественное для человека, чем маска вышколенного слуги.
– Еще что-нибудь угодно, сэр?
Мне почудилось, что за этим привычным выражением таится хорошо скрытая тревога.
– Нет, ничего, – ответил я.
Мне не пришлось долго ждать – Анна Протеро вышла ко мне очень скоро. Мы поговорили о некоторых делах, а потом она воскликнула:
– Какой чудный, добрый человек доктор Хзйдок!
– Лучший из всех, кого я знаю.
– Он был поразительно добр ко мне. Но у него всегда такой грустный вид – вам не кажется?
Мне как-то не приходило в голову называть Хэйдока грустным. Я немного подумал.
– Нет, не замечал, – сказал я.
– И я тоже, до сегодняшнего дня.
– Порой наши личные горести обостряют наше зрение, – сказал я.
– Как это верно. – Она помолчала и сказала: – Мистер Клемент, одного я никак не могу понять. Если мужа застрелили сразу же после моего ухода, то почему я не слышала выстрела?
– Полиция полагает, что выстрел был сделан позже.