– Ребятки, ну пора ж умнеть… Лично я вообще не знаю на российских просторах такого места, где б меняли золото на бусики… А уж я всякое повидал… Ну, вякни пару слов, разрешаю…
– Да что вы в самом деле… Так же нечестно…
– Сука драная, – сказал Смолин, нехорошо усмехаясь. – Пидер гаденький… А подсовывать мне фуфло за бешеные бабки – честно?
– Какое фуфло?
– Сам знаешь, – сказал Смолин. Времени у него было много, и он мог себе позволить долгое развлечение. – Вот насчет шашечки, – он мимолетно коснулся эфеса, – ничего плохого сказать не могу. Шашка, как вы изволили выразиться, царских времен, тут уж не поспоришь и не опошлишь. Две штуки евро она, конечно, не стоит, обтерханная… но штук за пятьдесят рублями я бы ее продал хоть завтра – а за сороковник и вовсе через пару часов. Но что касается всего остального – перед нами полное и законченное фуфло. Оба «японца» – новоделы, копии, японцы их начали продавать еще двадцать лет назад, именно как копии , не выдавая за оригиналы, боже упаси… Ты, придурок, даже не пробовал прибор состарить – позолоченная латунь, классические копии, блестит, как у кота яйца… Я в своей жизни повидал столько настоящих, что ошибки быть не может. Вон там, на полке, – он небрежно ткнул большим пальцем через плечо, – как раз и стоит японский каталог, цветной, роскошный, цены прошлого года четко обозначены… Мне его лень доставать, ты уж поверь на слово, выблядок драный… – Смолин хохотнул. – Что понурился? Грустно тебе, корявенький? Погоди, загрустишь посильнее…
Теперь – о Фабере, сиречь господине Фаберже, поставщике двора и все такое прочее… Этот портсигарчик, сляпанный в двадцатых годах двадцатого века, в прошлой жизни как раз и носил соответствующее клеймо. И купил ты его, декадент, за девять тысяч рублей в магазине «Раритет», у господина Тарабрина по кличке «Врубель» – свои люди эту кличку произносят раздельно: не фамилия художника, а – «В рубель». Что, скажу тебе по секрету, обозначает не самый тяжелый вес означенного господина в шантарской антикварке. А Врубелю его толкнул за шесть тысяч Миша из Барнаула… Держал я этот портсигарчик в руках, когда клеймо на нем было старое , как нельзя более соответствующее истинному возрасту… Ну вот. А потом Врубель тебя сводил к Виктору Пантелеевичу по прозвищу Маэстро, каковой с присущим ему искусством изобразил на месте старых чекух новые, фаберовские… Я что-то неправильно излагаю? Ты скажи, ежели я в чем ошибся… Молчишь? Молчишь, падло, что ж тебе сказать-то в этой хреновой ситуации…
– Нет, если так, возьмите…
Попытка парнишечки вынуть из внутреннего кармана легкой куртки неправедно полученные денежки была мгновенно пресечена Шварцем, врезавшим ребром ладони меж шеей и плечом. Кот Ученый, заскучавший, должно быть, из-за совершеннейшего своего неучастия в событиях, предложил мягким интеллигентным тоном:
– Ну что, кончаем с гуманизмом и начинаем пинать всерьез?
– Друг мой, я вами удручен, – сказал Смолин. – Зачем же пинать живого человека, что за садизм… Итак. Откуда ты взял свое фуфло, мы уже выяснили. Теперь побежим вприпрыжку по твоим странствиям в поисках халявной денежки… Портсигарчик этот ты пытался сдать в Новониколаевске – Витальичу в «Золотую пещеру» и Коле Кабанову, вольному стрелку, но они, будучи людьми с некоторым житейским опытом, тебя отшили.