Отметь себе – в Манске завелся умелец, штампующий вполне приличные эмальки, меня или тебя он еще не наколет, но для прохожего вполне сойдет.
– Вот это надо будет посмотреть, – прищурился Смолин. – Каждый день сюрпризы, а… Растет мастерство провинции…
Какое-то время он молча пускал дым, с удовольствием созерцая «раритет» в облике чернильницы. Что ж, такова жизнь. Антиквариат стали подделывать с тех самых времен, как появился на него спрос – а чего ж вы хотели, хорошие мои? Где спрос, там и предложение… Тут все дело в этике, а она у каждого своя. Встречаются редиски, способные впарить фуфло даже своим – плохие люди, нехорошие, неправильные… Сам Смолин придерживался качественно иных взглядов: своим , постоянным клиентам, знатокам и ценителям он в жизни бы не подсунул фуфло (не только по благородству души, но еще и оттого, что выгода – одномоментная, а вот пятно на репутации – надолго). Зато сам бог велел (прости, Господи!) облапошить заезжего лоха, у которого карманы лопаются от денег, а рожа – от самомнения. Особенно это касается богатеньких обитателей столицы нашей Родины – которых с особенным удовольствием обувают по всей Руси Великой, считая таковое деяние не только восстановлением социальной справедливости (у них там деньги, известно, дурные ), но и национальным видом спорта. Незаметно целый раздел народного фольклора, городских легенд сложился: «Как обували заезжего москвича» – причем, что характерно, выдумки там очень и очень мало, все, как в титрах порой пишется, на реальных событиях основано…
– Спасибо, Пантелеич, – сказал Смолин, встал и тщательно завернул в пластиковый пакет чернильницу, а портсигары бережно рассовал по карманам. – Пойду окаянствовать…
Не первой молодости «паджеро» Смолина переваливался по колдобинам неширокой улочки довольно уверенно – зато идущий следом, то и дело отстававший черный новейший «лексус» часто притормаживал, шел зигзагами, минуя особенно неприглядные рытвины. Временами Смолину, с ухмылочкой поглядывавшему в зеркало заднего вида, казалось, что роскошная тачка приобрела удрученный вид и, если б могла говорить, наверняка взвыла бы матом: куда вы меня загнали, ироды?
– А я-то думала, тут одни наркоманы… – сказала сидевшая рядом Инга.
Мимоходом покосившись на загорелые ножки, едва прикрытые в верхней части красной юбочкой, Смолин фыркнул:
– Тут и нормальные люди есть, то бишь алкаши…
Он до сих пор терзался сомнениями: правильно ли сделал, прихватив с собой на серьезное дело эту плотвичку пера. Загорелых стройных ножек на свете превеликое множество – как и смазливых мордашек. А горький жизненный опыт учит, что наивность, непосредственность и некоторая надежность в таких вот глазенках в два счета может обернуться нешуточными хлопотами, выскочившими из-под розовых губок вампирскими клычками. Никому нельзя доверять, особенно молодому поколению, которому в голову не вколачивали хотя бы того минимума идейной кормежки, которую смолинское поколение все же не целиком мимо ушей пропустило…
И успокаивал себя: это разумный профессиональный риск, все предпринято для того, чтобы попробовать завести своего надежного человечка в популярной газете… а также, если карта ляжет удачно, еще и посмотреть, как эта блузочка расстегивается. И тем не менее в глубине души он чувствовал нечто несвойственное философии «одного на льдине», отчего на себя немного злился: не хватало в его годы человеку с его ухватками и жизненным опытом отвлекаться на нечто постороннее , мало было печальных примеров, что ли?
Он сбавил скорость до пешеходной, высунулся из окна, старательно разглядывая номера домишек.