Посреди этого скопища просматривались знакомые очертания…
– Что, готово?
– Сам решай, хозяин – барин…
Откинув крышку, запустив внутрь руку по локоть, Маэстро поднял из опилок здоровенную бронзовую чернильницу – увесистое сооружение размером с большую книгу, с двумя круглыми гнездами, куда вставлялись собственно чернильницы, с ходившей на шарнире крышкой для них в виде разрезанного пополам ребристого цилиндра. Поднял ее из клетки, осторожно стряхнув внутрь парочку мышей.
Смолин без малейшей брезгливости взял ее у искусника, повертел, одобрительно хмыкнул. Бронзовое сооружение весом в пару килограммов благодаря мышиным стараниям сплошь покрылось пятнами и пятнышками ядовито-зеленой окиси, бронза потемнела, утратив всякий блеск. Выгравированная по краю надпись «БИБЛIОТЕКА С.П.Б. ОХРАННАГО ОТДЕЛЕНIЯ», казалось, была сделана именно что сотню с лишним лет назад, как и надписи на обратной стороне: «1905 г.» и «БВП», а также полустершаяся надпись в овале «Бергъ».
Ни малейшей доработки не требовалось. Фуфло получилось первоклассное, способное ввести в заблуждение не одного эксперта, а уж о лохах и думать не следовало. Маэстро мог отреставрировать что угодно, так, что вещь представала отроду ненарушенной, – а мог с тем же успехом смастрячить собственными руками массу интересных вещей, которые задешево продавать не станешь хотя бы из уважения к труду сибирского самородка…
– Ну как?
– Ты гений, Маэстро, – искренне восхитился Смолин. – Алексашка на выдержке?
– На выдержке. Ты ж сам сказал, что время терпит.
– Да ради бога, я тебя и не думаю торопить, – сказал Смолин. – Не горит… Пантелеич, я вот опять подумал… А не замахнуться ли нам как-нибудь, благословясь, всё же на Бенвенуту нашего Челлини?
Ловко подцепив пинцетом сигарету из открытой деревянной коробочки, Маэстро вставил ее в рот, чиркнул спичкой, с удовольствием затянулся, усмехнулся с видом прекрасно знающего себе цену человека:
– Вась, ты же знаешь: я и насчет Бенвенуты готов попробовать. При наличии должного финансирования. Что, есть наконец наколочки?
– Постучим по дереву, – сказал Смолин и быстро коснулся костяшками пальцев деревянной крышки стола. – Кот Ученый скоро едет в Цюрих покопаться в развалах, и замаячил там один любопытный персонаж… Если что, я тебя моментально высвищу, никто, кроме тебя, Европу оттрахать не способен… По моей линии есть что интересное?
– Помнишь портсигарчик, что Миха привез из Барнаула? Тот, что с Мцырем, который давит барса?
– Чего ж не помнить. Судя по чекухам, нэповские времена, с царских образцов…
– Ага. Врубель приводил две недели назад какого-то хорька, по всем признакам – ненашенского. Вроде бы московское чмо. Заказал на него Фаберовские чекухи.
– Сделал?
– Я да не сделаю… Десять дней как отдал. Ты учти…
– Учту, – кивнул Смолин. – Спасибо… Ничего больше?
– Да вроде нет. Ты загляни к Врубелю, он опять кипятком писает.
– По поводу?
– Кто-то ему толкнул в Манске задорого большую такую эмальку. Хорошая эмалька, слов нет, но все же новодельная. Отметь себе – в Манске завелся умелец, штампующий вполне приличные эмальки, меня или тебя он еще не наколет, но для прохожего вполне сойдет.