Тем временем произошло то, чего и следовало ожидать: тот, у которого оба уха остались здоровехонькими, даже не замедляя шага, ленивым голосом посоветовал Кузьмичу убираться по семиэтажному адресу – и хладнокровно двинулся к машине.
– Нет, вы постойте, гражданин! – ухватил его Кузьмич за локоть.
Парень высвободился сильным рывком и процедил:
– Ты что, старый, давно мордой об забор не прикладывался?
Самое время было вступать в игру. Смолин быстро сделал четыре шага, непреклонно отодвинул в сторону разохотившегося Кузьмича, явно намеренного продолжать склоку не игры ради, а по велению души. Сказал с расстановочкой:
– Нехорошо, ребятки, оскорблять такими словами заслуженного человека… Нехорошо…
Дашенька, узнавшая его моментально, издала нечто вроде испуганного писка. Парнишки реагировали гораздо более шустро, оба отпустили свертки, упавшие на асфальт, собрались было что-то предпринять…
Используя преимущество в пару секунд, Смолин кулаком влепил доброму знакомому аккурат по прикрывавшей ухо повязке – что есть мочи и качественно, так что раздался чрезвычайно болезненный вопль. Тогда Смолин с большим удовольствием пнул ценителя прекрасного пониже пупа, но повыше причиндалов и, когда тот согнулся, добавил кулаком по макушке. Второй тоже не успел рыпнуться: за спиной у него возник Фельдмаршал, пнул в сгиб колена и сложенными ладонями врезал по затылку, так что обормот головой вперед улетел в кусты, в каковых и увяз с превеликим треском.
За спиной уже скрипели тормоза, и Смолин, спокойно обернувшись, узрел, как из размалеванного соответствующими надписями и эмблемами жигуля выскакивают доблестные частные охраннички, на совесть экипированные и вооруженные. Показав им безоружные руки, он произнес внятно:
– Все в порядке, ребята, это я вас вызывал, объект шестнадцать тире семь, на гражданочку Бедрыгину оформленный…
Вся его команда, включая Кузьмича, тоже вела себя чрезвычайно примерно и законопослушно: стояли смирнехонько – как, впрочем, и Дашенька, настолько ошеломленная калейдоскопической сменой эпизодов, что замерла на бетонной приступочке подъезда с двумя толстенными рулонами под мышками. В кустах все еще ворочался, пытаясь оттуда выбраться, ударенный Фельдмаршалом – а тот, которого приласкал Смолин, так и сидел на корточках, согнувшись в три погибели и издавая непритворные стоны.
Охранники бдительно присматривались к ним, целя из «Сайги» и двух пистолетов непонятного пока предназначения. Один, видимо, старший наряда, наконец скомандовал:
– Всем не двигаться! Сейчас разберемся…
Совсем неподалеку вдруг вспыхнуло ожесточенное мельтешение огней, красных и синих. Две милицейских машины, заливая ночную улицу вспышками, подлетели с двух сторон, затормозили с визгом и скрежетом – потрепанные луноходы, видавшие виды, – и оттуда повалили целеустремленные стражи порядка, по своей милой привычке вопившие, дабы их, паче чаяния, не перепутали с пожарными:
– Милиция! Всем стоять!
Давненько уж Смолин не помнил, чтобы он при виде милиционера испытывал такую радость. Он стоял, блаженно ухмыляясь, уже понимая, что первый раунд он все-таки выиграл.
Подполковник Пряхин, кряжистый и степенный, показался из-за спин своих подчиненных, успевших взять в кольцо всех присутствующих (в том числе и частных охранников). Неторопливо, вразвалочку, подошел к Дашеньке и вкрадчиво осведомился:
– А что это у вас, девушка, такое?
Дашенька таращилась на него с несказанным ужасом, как птичка на гипнотизирующую змеюку, ее смазливое личико не отражало и тени мыслительных процессов – один нерассуждающий страх.