– Ты озверел? – спросил Мамтеев. – Сколько тут?
– Коробка, не видишь?
Он поставил коробку на стол, потеснив пустые кружки, и сразу принялся ломать.
Капитан прикинул в уме. Коробка была большой. Выходило, что они до вечера будут тут физикой заниматься. Неторопливо, поглядывая по сторонам, Елагин допил пиво, вытер губы тыльной стороной руки. Вторую кружку оставил нетронутой. Вздохнул, лениво окинул взглядом дворик пивной, где, кроме них, находились еще несколько человек с кружками. Встал, покопался в карманах куртки и спросил у Мамтеева:
– Друг, закурить не будет?
– Не курю, – ответил тот, не отвлекаясь от своего занятия.
– Так… вон же сигареты, – осторожно поинтересовался Коля, показывая пальцем на полную сушек коробку из-под «Явы».
Ему нужно было, чтоб они запомнили его как посетителя пивной. Пригодится потом.
– Тебе чего? – спросил молодой неприязненно. – Сказали не курим – значит, на хлеб мажем. Нет у нас сигарет. Иди, вон, и сам купи.
– А, ну хорошо, – покладисто сказал Коля. – Куплю, конечно… Ребят, пивка не хотите? Не притрагивался, честно. Просто не люблю я пиво, пустое это дело… Взял лишнее. Лучше водочки.
Они молча, с сомнением разглядывали то Колю, то его кружку. Потом Мамтеев сказал, вытаскивая из кармана пачку «Примы»:
– Держи. Там, это, последняя. Денег нет.
Капитан взял, попросил спичек. Закурил, поморщился от затяжки, спросил, как пройти к ипподрому.
– Тебе, это, чего надо-то? – заинтересовался Мамтеев, посмотрев на него попристальней. – Ипподром там вон, вдоль гаражей иди. Не промахнешься. Только не пустят тебя.
– Пустят. Друг там работает. Из Воронежа. Помощник наездника. Салыгов, не знаешь такого?
– Нет, не знаю, – покачал головой Мамтеев. – Это… нет там таких. Наврал твой друг.
– Ну как наврал… говорит, заходи. Вернячок, говорит, будет.
Мамтеев усмехнулся, но ничего не сказал.
– А ты… – спросил, помявшись, капитан. – Ты что, тоже оттуда… с ипподрома?
– Ну оттуда.
– Слушай… друг. А ты… короче, программку для тотошки разметить… устроить можешь? Вернячок нужен, отыграться.
– Ну приходи. Только, это, с бутылкой, – согласился Мамтеев. – Будет тебе вернячок.
– Точно?.. Сделаешь? – обрадовался капитан. – Как тебя найти-то?
– Тренотделение Линько. Спросишь там, у входа. Скажи, это, Колька Мамтёв нужен. Я, значит. Приходи, это… вечером. Я дежурю. Программка есть? Если нет – купи. Завтрашнюю. Там сейчас продают, у тотошки. Понял?.. Я размечу.
– Понял, – кивнул капитан с надеждой во взгляде. – Понял. Приду. А ты… кто? Наездник?
– Наездник, наездник. Приходи. Только, это, с бутылкой, понял?
Коля пошел в сторону, куда показали. Теперь запомнят, это уж точно. Мужик из пивной, бестолковый. В тотошке пролетел, теперь ищет вернячка отыграться. Годится.
Дальше он позвонил на фирму. Из автомата. Лева обзавелся секретаршей, которая отвечала теперь по телефону, а та невзлюбила почему-то Елагина с первого взгляда. Теперь она неприязненно произнесла, узнав его голос:
– Шефа нет.
– А когда будет?
– Не сказал.
– Чего ты мне… всегда он говорит.
– Это внутренняя информация.
– Ну так и скажи внутреннюю. Ему же самому это нужно. Смотри, рассердится он на тебя.
– Не рассердится, – довольным голосом произнесла секретарша, но тут же и открыла тайну: – Он будет вечером. Здесь, в офисе.
– А куда уехал?.. Ты мне, смотри… не шути. Тут дело серьезное, – предупредил Коля, предвидя новые преграды.
Она помолчала. Видно, Лева Шпис и впрямь что-то говорил о нем, поэтому информация была-таки выдана. Искать Леву надо было в его любимом кабаке, в «Анне Монс», на Красноказарменной. Коля повесил трубку. Красивая, подумал он про секретаршу. Все длинное – ноги, волосы. Стерва только. Спит, наверно, с Левой. Тут уж любая стервой станет. Лева!.. Обидно даже. Теперь и он король.
Он поехал в «Анну Монс». В дверях стоял охранник, молодой, крепкий. Тоже, наверно, из милиции, подумал, увидев его, Коля. Что-то неуловимо знакомое почудилось. Свой, вроде. Охранник, однако, на неуловимое не отвлекался. Колин бушлат казался ему сомнительным, и он вытянул руку, загораживая вход.
– Слушай, – сказал капитан, – мне одного тут вызвать надо. Прен его фамилия. Он у вас там сейчас сидит. Ты на мой наряд не смотри, я по делу. На минутку. Ну сходи, позови.
– Кто такой? – проговорил, наконец, охранник, неторопливо изучив Колину внешность и подумав.
– Ну говорю же, посетителя вашего надо вызвать. По делу. Прен его фамилия.
– Кто такой посетитель? – повторил охранник.
Долдон, подумал про охранника Коля, начиная злиться. Тупица.
– Он мой знакомый. Поговорить надо.
– Знакомый? – переспросил тупица, снова принимаясь разглядывать Колин рыболовный бушлат. – Прен?
– Прен. Можно еще Шписом звать. Ну хорошо. Начальник он мой. По делу надо.
Тяжело далось назвать Леву начальником, но пришлось. Однако охранник и на это не купился.
– Начальник? – все с тем же тупым выражением спросил он, уставясь на Колин бушлат.
– Ну чего ты смотришь?.. Я моряк, – не выдержал Елагин. – Только что с траулера. С сейнера. Селедку добывал. А он министр рыболовного… этого… хозяйства. Понял теперь? Ну иди, позови, хватит на меня пялиться. Очень надо. Иди!.. Ну!.. Скажи, капитан пришел.
Коля сказал это таким тоном, что тот, наконец, пошел. И тут же вернулся, жестом приглашая внутрь.
Лева сидел за столиком со своим вторым компаньоном, который по оптовым делам. Елагин видел его пару раз мельком в офисе. Тот похож был на профессора: очки, аккуратная седая бородка, большой живот. Важный, на вид гораздо старше Левы. Сейчас они оба, благодушно улыбаясь, разглядывали капитана.
– Садись, рассказывай, – пригласил Шпис, широким жестом указывая на свободный стул. – Как успехи?
Он отпил из фужера и повернулся к профессору, тыча в сторону капитана пальцем.
– Это отличный специалист, знаешь его?.. Нет?.. Ну, что ты. Настоящий следователь. Все, что надо, из-под земли добудет и разузнает.
Тот одобрительно кивнул, сделал покровительственную улыбку. Коля ненавидел такие моменты. Напомнить бы сейчас, откуда Лева его знает. Но вместо этого послушно сел. Официант, повинуясь Левиному жесту, принес еще один прибор, какие-то закуски.
– Выпьем, – предложил Шпис. – Не тушуйся, Колька. Вчера сверху был ты, сегодня – я. А завтра, может, вот он нас всех купит.
Лева упер палец в плечо профессора. Тот, не совсем понимая, о чем речь, продолжал одобрительно улыбаться. Поугрюмевший капитан поднял вместе со всеми свой фужер. Выпили. Вино было хорошим, дорогим, это сразу понял даже Елагин, слабо разбиравшийся в винах. Он встал, снял свой бушлат. Оставшись в рубашке, повесил его на спинку стула. Снова сел. Лева пристально наблюдал за его действиями.
– Маскировка? – спросил он, кивнув на бушлат. – Узнал что-нибудь?
Елагин утвердительно хмыкнул, пробуя вилкой оказавшееся перед ним что-то вроде салата. Он был голоден. Только сейчас это понял. С утра искал этого конюха, потом пиво, сушки… Не еда.
– Узнал. Только мне сейчас и от тебя кое-что узнать нужно.
Он замолчал и ел салат, специально, от досады на всё, затягивая паузу. Лева ждал.
– Вы, молодой человек, кажется, хотели полезной беседой разбавить наше застолье? – спросил, наконец, профессор, тоже подождав немного. – Так разбавляйте. Сейчас самый подходящий момент. Э… на Ялтинской встрече, в Крыму, был случай. Как вы помните, Сталин, Черчилль и Рузвельт затеяли там базар… кажется, в сорок четвертом… так вот, я слышал нравоучительную историю, случившуюся там как раз за обедом. У Сталина был переводчик, он тоже сидел за столом со всеми и готовился переводить. Но все молча ели, и переводчик, перед которым тоже стояло… э… мясное блюдо – а это, заметьте, было военное время, сами понимаете, чего тогда стоило мясное блюдо – так вот, переводчик долго терпел, а потом решил, что не будет лишним и ему использовать момент и…
Профессор сделал небольшую паузу и отпил вина. Лева слушал. Капитан жевал салат и тоже слушал.
– Словом, он наколол вилкой кусок мяса и сунул в рот. И в этот момент Сталин произнес тост. Ну… сами понимаете, что испытал при этом переводчик. Сталин!.. И кусок мяса во рту. Его ведь так просто не прожуешь, уж поверьте. Мы как-то на зоне пробовали на спор жевать хлеб на ходу, кто быстрей, и я понял, как это трудно… Впрочем, это не о том. Так вот, Сталин закончил говорить и смотрит на переводчика. Ждет. А тот старательно жует мясо. Что ему оставалось? Подавиться было бы еще глупей. Кусок оказался большим, говорить не представлялось возможным. И что было дальше, как вы думаете?