– Может, ты и скелет раздобудешь? Говоришь – из тонкой жести? У меня тонкая есть…
До рассвета Фредриксон объяснял про пугание и чертил разные пугательные конструкции на песке. Ему явно нравилось это детское занятие.
Утром Фредриксон отправился на работу в парк Сюрпризов, а привидение мы избрали в члены Королевской Вольной колонии с присвоением почетного титула «Страх на острове Ужасов».
– Послушай‑ка, привидение, – сказал я. – Хочешь жить у меня в доме? Мне что‑то скучно одному. Ясное дело, я вовсе не трус, но иногда по ночам бывает страшновато…
– Клянусь адскими собаками, – начало привидение и стало едва видимым от злости. Но сразу же успокоилось и сказало: – Да, пожалуй, это очень любезно с твоей стороны.
Я устроил привидению постель в ящичке из‑под сахара, а чтобы ему было уютнее, выкрасил ящик в черный цвет и украсил бордюрчиком из скрещенных костей. На обеденной миске я (к большому удовольствию Шнырька) написал: «ЯД».
– Ужасно уютно, – заухало привидение. – Ничего, если я погремлю немножко ровно в полночь? У меня это уже как бы вошло в привычку.
– Пожалуйста, греми, – ответил я, – только не дольше пяти минут, и не сломай трамвайчик. Он очень ценный.
– Ну ладно, пять минут, – согласилось привидение. – Но за ночь летнего солнцестояния я не отвечаю.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
в которой я описываю триумф преображенного «Морского оркестра» и богатое приключениями погружение в морскую глубину
Вот и миновал день летнего солнцестояния (между прочим, в этот день родилась младшая дочь Мюмлы‑мамы – Мю. Ее имя значит: самая маленькая на свете). Цветы распустились, созрели яблоки, поспели и были ведены другие вкусные фрукты, и я, не зная, как это случилось, сделался домовитым домоседом. Дело зашло так далеко, что я даже посадил бархатцы на командирском мостике навигационной каюты и начал играть со Шнырьком и Самодержцем в пуговицы.
Ничего необыкновенного не происходило. Мое привидение сидело в углу возле кафельной печки и вязало шарф и чулки – весьма полезное занятие для привидения, у которого плохо с нервами. Вначале ему в самом деле удавалось напугать подданных короля, но потом привидение заметило, что подданным нравится, когда их пугают, и перестало этим заниматься.
А Мюмла выдумывала небылицы одна увлекательней другой. Один раз пустила слух, что дронт Эдвард нечаянно растоптал Самодержца! Я, к сожалению, привык всему верить и очень обижаюсь, узнав, что меня обманули и что надо мной насмехаются.
Иногда к нам на отмель приходил дронт Эдвард и ругался по старой привычке. Юксаре отвечал ему тем же. А вообще‑то Юксаре был ужасным бездельником: ел да спал, загорал, хихикал вместе с Мюмлой‑мамой да лазил по деревьям. Сначала он перелезал и через каменные стены, но когда узнал, что это не запрещается, перестал. Тем не менее он уверял, будто чувствует себя здесь отлично.
Иногда я видел, как мимо проплывают хатифнатты, и после этого целый день ходил грустный.
И еще. Я стал ужасно беспокойный, мне вдруг до смерти надоела благополучная и однообразная жизнь и захотелось, так сказать, отчалить отсюда.
Наконец такая возможность представилась.
У двери навигационной каюты появился Фредриксон, на голове у него была новенькая капитанская фуражка с двумя позолоченными крылышками!
Я бросился опрометью вниз по лестнице.
– Привет, Фредриксон! – закричал я. – Ты заставил его летать?!
Он положительно замахал ушами.
– Ты рассказал об этом кому‑нибудь? – спросил я. Сердце у меня сильно колотилось.
Он отрицательно покачал головой.
И в ту же секунду я снова превратился в искателя приключений.