– Вот как! А что это такое? – спросила Мюмла.
– Сам не знаю, – пробормотал я. – Скорее всего что‑то ужасно глупое. Думаю, что нужно уйти отсюда. Наверное, я уйду с хатифнаттами. Одинокий и вольный, как морской орел.
– Тогда и я пойду с тобой, – заявила Мюмла.
– Между тобой и Фредриксоном – большая разница, – сказал я тоном, который должен был скрыть мою истинную мысль.
– Да, конечно! – весело воскликнула Мюмла. – Мама! Где ты? Ну куда она опять подевалась?
– Привет! – Голова Мюмлы‑мамы показалась над травинкой. – Ты всех вымыла?
– Нет, только половину, – отвечала дочка. – Остальные и так обойдутся. Вот этот тролль просит меня отправиться вместе с ним в кругосветное путешествие, мы улетим… одинокие, как синицы!
– Нет! Нет! – закричал я с вполне понятным беспокойством. – Я имел в виду совсем другое!
– Как орел, – поправилась Мюмла.
Мюмла‑мама очень удивилась:
– Что ты говоришь! Значит, ты не явишься к ужину?
– Ах, мама, – отвечала Мюмла. – Когда ты в следующий раз увидишь меня, я буду самая большая мюмла на свете! Так мы сейчас отправляемся?
– Пожалуй, уж лучше основать колонию, – ответил я слабым голосом.
– Прекрасно! – Мюмла согласилась и на колонию. – Теперь мы – колонисты! Посмотри‑ка на меня, мама! Я ведь настоящая колонистка! Я переселяюсь из дома!
Дорогие читатели, в ваших собственных интересах я прошу вас, будьте осторожны с мюмлами. Они интересуются всем и никак не могут сообразить, что сами‑то они вовсе не всем интересны.
Итак, волею судьбы я основал колонию. Мы – Мюмла, Шнырек, я и Юксаре – собрались в заброшенной навигационной каюте Фредриксона.
– Ну вот, – сразу же объявила Мюмла. – Я спросила маму, что такое колонисты, и она считает: это те, которые живут очень близко друг от друга, потому что одиночество никому не нравится. А потом все начинают ужасно ссориться, но все равно это гораздо веселее, чем не иметь никого, с кем можно поругаться. Мама предостерегала меня.
Ее сообщение было встречено неодобрительным молчанием.
– Так что же, нам нужно сразу начинать ссориться? – со страхом спросил Шнырек. – Я терпеть не могу ссориться. Извините, но ведь ссориться ужасно неприятно!
– Вовсе нет! – возразил, подумав, Юксаре. – Колония – это место, где живут в мире и спокойствии и как можно дальше друг от друга. Иногда случается что‑нибудь непредвиденное, но потом снова наступают мир и спокойствие… Можно, например, жить на яблоне. Песни и солнечный свет… просыпаешься поздно по утрам, вы понимаете… Никто не снует возле тебя и не твердит тебе, что надо, не откладывая, делать и то, и это… В колонии все делается само по себе!
– Как это само по себе? – удивился Шнырек.
– Ясное дело, – мечтательно продолжал Юксаре. – Просто нужно оставить дела в покое. Апельсины растут, цветы распускаются, и время от времени рождаются на свет новые Юксаре, чтобы есть апельсины и нюхать цветы. И каждому светит солнце.
– Нет! Все это никакая не колония! – воскликнул я. – Колония – это свободное товарищество! Товарищество, которое занимается чем‑то романтическим и немного страшноватым, ну таким, каким никто другой и заняться не посмеет.
– Чем же это? – ахнула Мюмла.
– Сами увидите, – загадочно отвечал я. – В следующую пятницу, в полночь! Вы сильно удивитесь!
Шнырек закричал «ура!», а Мюмла захлопала.