Кривонос Виталий - Лемминг Белого Склона стр 5.

– Эээ… нет, – на всякий случай сказал Альвар, хотя и примерно смекнул, к чему клонит старик.

– Попробуем иначе, – не растерялся Тунд. – Знаешь, под каким именем Эрлинг Всеотец явился к своему воспитаннику, Гейррёду конунгу?

– Под именем «Гримнир», то есть «Носящий маску».

– Смышлёный юноша, – похвалил Тунд. – А поскольку так случилось, что ты обратился за советом как раз к годи Эрлинга, то есть Гримнира, то ничего я тебе не присоветую, кроме как изготовить волшебную личину, изменить свой облик и явиться к желанной деве статным заморским красавцем, а не мерзким носатым карликом.

– Воистину, чего уж проще, – пробормотал Альвар.

– Работать придётся здесь, – обрадовал Тунд, – и по ночам. Сразу предупреждаю: не одну ночь. Ты будешь ковать, а я – заклинать маску, иначе чары не подействуют. Если всё пройдёт как должно, ты сможешь полностью сменить облик, превратиться в человека из народа Верольд, и даже мать родная тебя не отличит от верда. Придётся, правда, изучить их обычаи, придумать себе новое имя и родословную, но это уже не мои заботы. По нраву ли тебе мой замысел?

– Не по нраву, – честно сказал Альвар, – но, думается, выбор небогат. Когда приступим?

– Придержи постромки, горячий горный парень, – прищурился старик, – ибо ныне речь у нас пойдёт об оплате.

– Вот я растяпа! – Альвар с досадой и звоном хватил себя ладонью по лбу, потом побежал в пещеру, стукнул дверью кузницы Флоки, который стоял там и подслушивал, извинился, зацепил тележку с углём, перепугал стадо гусей и пастушонка, который их собирал, снова извинился, развязал свою дорожную торбу, достал увесистый кошель, поскользнулся на лестнице, прибежал обратно в кузню и вывалил перед Тундом содержимое.

– Пригодна ли плата? – спросил, переводя дух.

Годи неряшливо перебрал золотые и серебряные монеты, перстни и самоцветы, роскошным шёлковым платком вытер сажу с трубки, коснулся рубиновых чёток. Усмехнулся.

– Хрейна Кьяларсдоттир передаёт привет и поклон, – сказал Альвар.

– И ты кланяйся от меня матушке, – Тунд смёл сокровища, словно стеклянные безделушки, в кошель, и повесил на пояс, а чётки бережно положил в карман. – Я приму это как предоплату. В жертву храму Эрлинга от рода Фьёрса. Но в случае успеха цена будет иной.

– Назови, сколько ты хочешь.

– Не СКОЛЬКО, мой щедрый гость, а ЧТО, – без тени улыбки возразил Тунд. И в его голосе скрипели ветви Мирового Древа на холодном ветру, и кричали ненасытные вороны, и торжествующе завывали волки, и капала кровь с обагрённого копья, которым Эрлинг Всеотец принёс себя в жертву себе же. А в глазах колдуна клубилась тьма девяти осенних ночей, тьма тех глубин, куда уходят корни мудрости, тьма той бездны, что неведома людям.

Альвар молчал, охваченный ужасом и восторгом, и казалось ему, что на шею наброшена петля из хладных кишок мертвеца, и что настал час прокатиться на коне Повелителя Павших. А Тунд выносил приговор:

– Сегодня я отомкну святилище. И ты поклянёшься пред ликом Ужасного, пред его алтарём, залитым брагой жизни, поклянёшься на кольце и на крови, что исполнишь моё требование. Коль скоро всё обернётся удачно, и лебедь ожерелий ответит взаимностью на твою любовь, и родится у вас потомок мужского пола… Ты посвятишь его Эрлингу асу, Высокому, Мрачному, Седому, божеству войны, смерти и колдовства, покровителю скальдов и странников. Ты посвятишь своего сына Тому, Чьё тайное имя – Один, Одержимый, или падёт на тебя твоя кровь.

Что ты скажешь мне, сын конунга?

– Ты желаешь, чтобы я обрёк своего сына смерти? – тихо спросил Альвар. Сердце его сжималось от страха, в груди залёг озноб, а рёбра покрылись инеем, но губы упрямо крошили слова. – Ты принесёшь его в жертву своему богу, зарежешь на алтаре, как барана? Как раба? Скажи, какой мне тогда прок в твоём совете?

– Я желаю, чтобы ты обрёк своего сына смерти, – столь же тихо отвечал хладнокровный чародей, – но я не стану резать его или душить – к чему такая жертва? Нет, мой несчастный гость, я один из последних годи, кто воистину знает, как посылать требы богам. Когда твоему сыну сравняется четырнадцать зим, приведи его сюда. Мы будем с ним беседовать. И если я сочту, что он годится, и он сочтёт, что ему годится мой бог, – я совершу над ним обряд посвящения. А потом пускай идёт, куда хочет и живёт, как хочет. Но во всех делах, начинаниях и странствиях с ним пребудет милость и проклятие Эрлинга. Тень ворона станет и его тенью. Понимаешь?

Отлегло. Стужа отпустила сердце, и оно забилось, как кузнечный молот, и вздох облегчения разорвал грудь молодого королевича, как гейзер раскалывает камень.

– Испугал ты меня, добрый хозяин, – признался Альвар. – Я понял. Я согласен.

– Ничего-то ты не понял, сын конунга, – отвернулся Тунд, глядя в пламя, – ну да это теперь не мои трудности. До вечера отдыхай, осмотрись тут, но в горы далеко не заходи: сюда забредают варги. И кое-кто похуже.

– А если у нас родится дочь или вовсе никто не родится? – попытался пошутить Альвар.

– Ну тогда – да возьмут тебя тролли и твою любимую тоже, – прохладно молвил Тунд.

Тем же вечером Тунд облачился в ритуальные одеяния, открыл святилище, возжёг огни, положил на алтарь того самого барашка с золотым витком на загривке, который прыгал на белую тёлочку, зарезал его кремневым ножом, затем густо измазал кровью лик Ужасного и облил той же кровью нагого Альвара. Потом сделал надрез на правом плече сына конунга, смешал его кровь с бараньей и угостил смесью своего бога и своего гостя. Далее он снял с левой руки божества золотой браслет и вручил Альвару. И там клялся Альвар на кольце и на крови, что посвятит сына Ужасному, когда придёт срок, и Тунд Отшельник был свидетелем той клятвы, и богиня Вар незримо скрепила договор. И все в Гримхёрге знали, что святилище открыто, но никто не посмел приблизиться, чтобы подслушать да поглядеть.

Даже любопытный Флоки.

Нет нужды долго рассказывать, как жилось и работалось Альвару Свалльвиндсону в Гримхёрге несколько ночей, как была изготовлена железная маска, покрытая позолотой, оснащённая обручами, и как Тунд Отшельник заклинал её. Только дивились все, когда на десятое утро ходил по двору высокий статный юноша, схожий обликом с жителями Страны Заливов, а вовсе не с коротышками Двергар. А юноша только посмеивался. Но тени залегли под глазами, и никакая личина не могла бы их скрыть.

Тем же утром Альвар отправился восвояси. Тунд вышел его проводить.

– Скажу тебе в напутствие, чтобы ты помнил о судьбе Альвиса из сварфов, который сватался к дочери Тэора. Твой будущий тесть, конечно, не подобен Гневноревущему, да только и северяне куда как скоры на расправу.

– Я не отступлюсь, – отвечал Альвар, – и будь что будет.

– Как знаешь, – пожал плечами Тунд. И добавил, – надобно мне теперь предостеречь тебя, чтобы ты не попадался на глаза чародеям и ведьмам, а также жрецам этой новой веры Креста. Не знаю точно, насколько силён ли их Белый бог, но к чему искушать судьбу до срока.

– Мой поклон, добрый хозяин, – поблагодарил тенгильсон.

Альвар вскарабкался на козлиную спину, отъехал на пару шагов, и вдруг обернулся:

– А кстати, годи многомудрый, скажи, коль знаешь: на какой вопрос Альвис не ответил Тэору?

– Точно никто не знает, – уклончиво молвил Тунд, но, видя, что Альвар не трогается с места, добавил неохотно, – говорят, что вопрос звучал так:

– Глупость какая-то, право слово, – пробормотал Альвар, сбитый с толку и потому несколько смущённый. – Ну, бывай, Тунд Отшельник, и многих тебе зим!

– Я доживу до четырнадцатой зимы твоего сына, – пообещал колдун, – не сомневайся!

«Тролли бы тебя взяли», – подумал Альвар.

Тунд ошибся. Мать узнала сына даже в чужеземном облике.