Отцовскому совету сын не внял. Месяца три бестолково топтался по редакциям ташкентских газет и равнодушная фраза «вакансий нет» преследовала меня даже по ночам во сне. А потом меня зазвал к себе домой на чашку чая Эмиль Михайлович Каримов.
– Ну что, никуда не берут? – спросил он без обиняков, не прекращая манипулировать с заварочным чайником. И добавил безжалостно и категорично. – И не возьмут. Никого из нашей «подтиражки» никуда в приличное место не возьмут, уж поверь моему опыту. И ты никому не докажешь, что не водку вместе со всеми жлекал, а делом занимался. К тому же тебе сейчас сколько, всего девятнадцать? Ну, кому ты, такой молокосос, нужен? Да ладно, ладно, не вешай носа. Я вот что тебе сказать хочу. Ты молодой, семьей не обременен. Мотай-ка ты в область.
– В какую еще область? – переспросил его, ошарашенный неожиданным предложением.
– Да в любую, – откликнулся Михалыч, разливая чай по пиалам и подвигая ко мне вазочку с вареньем. – В областных газетах на кадры голод. Возьмут хоть черта в ступе, им люди позарез нужны. А школа областной газеты, поверь мне, сынок, это школа настоящего мастерства. Поработаешь лет, эдак, с пяток в «областнухе», потом с таким опытом в столицу на белом коне въедешь.
– Ну, а куда конкретно посоветуете?
Михалыч усмехнулся, взял меня за руку, подвел к стене, на которой висела карта Узбекистана и предложил:
– Закрой глаза и наугад ткни пальцем.
Так я и поступил, решая собственную судьбу. Открыв глаза, глянул на карту. Палец твердо уперся в название «Фергана».
– Ну, вот видишь, – удовлетворенно хмыкнул Эмиль Михайлович. – Прекрасный город Фергана, к тому же ты там бывал, по-моему, не раз. – и добавил строго и наставительно. – Не дрейфь. Я тебе дело советую.
Колебался я недолго. Предложение старого репортера с каждым днем размышлений нравилось мне все больше. Наспех сочинив для родителей какую-то небылицу про студенческий семинар, я забрался на верхнюю полку плацкартного вагона поезда и уже через двенадцать часов был в Фергане. В редакцию Ферганской правды» отправился прямо с вокзала.
Было раннее утро. Рабочий день еще не начался, но редактор уже находился на месте и я беспрепятственно зашел в кабинет. Выслушал он меня довольно хмуро, но потом, открыв трудовую книжку с единственной записью, разом повеселел:
– А ты, оказывается, ценный кадр, – заявил редактор. – Отлично, отлично. Нам как раз в секретариат люди нужны. Пойдешь работать заместителем ответственного секретаря, – огласил он свое решение.
– Не, я в секретариат больше не хочу, мне бы в пишущий отдел.
– Ишь ты! – даже не возмутился, а скорее удивился такой строптивости юного просителя редактор. Еще один гений выискался. Ты что же, хорошо пишешь?
– Может, пока и не хорошо, – сознался я. – Но научиться хочу.
– Ну, вот что, – редактор вышел из-за стола и, подойдя к окну, поманил меня за собой. – Вон видишь, дом стоит четырехэтажный, новый. Недавно сдали. Это наш ведомственный дом, построенный для журналистов и типографских рабочих. А теперь смотри. – Он вернулся к столу, выдвинул один из ящиков и достал оттуда ключ. – Это ключ от однокомнатной квартиры в том самом доме. Держу специально для работника секретариата. Сейчас пишешь заявление, получаешь ключ, идешь устраиваться, а после обеда выходишь на работу. Годится?
– Я бы подумать хотел…
– Ну, думать никогда не вредно. Жду тебя завтра, – он посмотрел на часы. – В это же время. Но ни минутой позже. Молод ты еще условия ставить.
Удрученный, покидал я редакцию. Возвращаться снова к технической секретарской работе не хотелось ни в какую, даже ценой столь заманчивого предложения, как получение собственной квартиры. «А может, согласиться, обустроиться, а потом из секретариата в отдел перебраться?» – мелькнула мысль. Дабы все спокойно обдумать присел я на какую-то скамейку. Но думать мешал беспрестанно бубнящий, искаженный паршивым динамиком голос. Он раздражал, не давал сосредоточиться. Оглядевшись, я понял, что оказался вблизи автовокзала, а бубнящий голос возвещал об отправлении и прибытии автобусов. Ближайший к Фергане город – Наманган, припомнилось мне из моих прежних командировок по республике. А не махнуть ли в соседнюю область и попытать счастья там? Сказано – сделано, и я поспешил к кассе.
Кассирша огорчила тем, что автобус в Наманган ушел пять минут назад, ближайший будет через 55 минут. Я уж было решил подождать, когда все тот же бубнящий голос объявил об отправлении андижанского автобуса. Узнав у кассирши, что до Андижана ехать всего час, ринулся к автобусу.
Редакцию андижанской областной газеты долго искать не пришлось – она находилась тут же, на привокзальной площади. В приемной редактора никогда не было. Поскребшись в обитую дерматином дверь и, не услышав ответа, я переступил порог кабинета. Трое сидящих там мужчин глянули на меня вопрошающе.
– Я приехал из Ташкента, хочу устроиться к вам на работу.
– Приехал из Ташкента и сразу на работу, – насмешливо произнес явно главный из всех. – Ну, раз приехал, проходи, рассказывай, кто ты, да что ты.
Коротко поведал о своих «достижениях» – со школьных лет печатался в республиканской молодежке, потом год проработал в редакции геологической газеты.
– Н-да, – проворчал редактор. – Биография, прямо скажем, небогатая. Люди-то нам нужны, но вот нужен ли нам именно ты, это еще большой вопрос.
– Ну, что вы, если у вас есть вакансии, то я вам подойду, – достаточно опрометчиво проявил я неоправданную самоуверенность.
– А ты, оказывается, еще и нахал, – без всякого, впрочем, недовольства констатировал редактор. – Да ты не обижайся, может, оно и неплохо. Мы вот как с тобой поступим. Ты погуляй по городу, пообедай, а часикам к четырем возвращайся. А мы тем временем подумаем.
До четырех часов я бесцельно шатался по пыльному Андижану и, едва дождавшись назначенного времени, с трепетом вновь зашел в уже знакомый кабинет. На этот раз редактор был один. Он пригласил меня присесть возле приставного столика, радушно предложил чаю, что я немедленно оценил как хорошее предзнаменование, но заговорил достаточно строгим тоном:
– Нам действительно нужны журналисты. Но потянешь ты работу или нет, я не знаю. Поэтому решение будет таким. Возьмем тебя в штат с испытательным сроком. Справишься – будешь работать. Нет – поедешь восвояси. Ну как, согласен?
– Еще как согласен, спасибо. Я справлюсь, вот увидите. А когда приехать можно? Мне же надо домой съездить, родителей предупредить…
– Вот и поезжай, предупреждай. Как сможешь, возвращайся. Глядишь еще, папа с мамой тебя никуда не отпустят. Да ты не беспокойся, – заметив мое явное смятение, успокоил редактор. – Никуда твоя вакансия от тебя не убежит. Раз обещал, возьму.
Что творилось дома, когда я объявил о своем решении! Мама тайком плакала, но мои заверения, что без газеты я своей жизни не мыслю, молчаливо одобряла. Отец, сначала выдав несколько нелестных эпитетов по поводу моего характера, жизненных взглядов и умственных способностей, сказал с горечью: «Что люди скажут? Ребенок из родительского дома на чужбину едет работать». После этого он попросту перестал со мной общаться. В этой гнетущей обстановке, не ведая, что ждет впереди, и покидал я отчий дом. На душе было скверно, тревожно. И радостно.
ГЛАВА 2
Областной город Андижан свои объятья мне раскрывать не торопился. Новые коллеги встретили меня сдержанно. Когда редактор «Андижанской правды» Рубен Акопович Сафаров представил меня заведующему отделом культуры и информации Марку Михайловичу Кошеватскому, тот лишь голову склонил – подчиняюсь, мол, принятому руководством решению. Но мне было не до самокопаний и тонких психологических нюансов. После геологического дурдома, областная редакция казалась мне храмом журналистики. Люди здесь вкалывали с утра до вечера. И не мудрено. В тот период областную ежедневную газету делали всего-навсего шесть журналистов. А если точнее, то пять, плюс новичок. И хотя я старался изо всех сил, проку от меня, как теперь понимаю, было совсем немного. В редакции засиживался допоздна, идти в общий номер гостиницы, где поселился, не хотелось. Там вечерами резались в карты командировочные, пили дешевый портвейн, а радиорепродуктор не выключался и звук в нем не регулировался. Через неделю я получил первое самостоятельное задание. Надо было поехать в колхоз и подготовить репортаж о клубной самодеятельности. «Секретарь парткома колхоза в курсе, так что он тебе данные даст» – вот и все напутствие, которое я получил от своего непосредственного начальства. Колхозный «партайгеноссе» ожидал, вероятно, увидеть маститого мастера пера, но никак не мальчишку, предъявившего красную книжицу-удостоверение. Он долго вертел в руках мой документ, даже колупнул ногтем обложку, потом, смирившись и, следуя неукоснительным законам гостеприимства, завел меня в комнату, где уже был накрыт стол.