Теперь тем более. Из-за идиотизма европейской правовой системы он, как раб, валяется в вонючем трюме. Хотя, почему – как, спрашивается? Он и есть раб, чего уж перед самим собой-то глазки строить? И ждёт его в лучшем случае бич надсмотрщика, а про худшее и думать не хочется. Чего доброго, и правда – кус-кус.
К счастью (а иногда и наоборот), всему в жизни приходит конец. В эту ночь, провалившись в тяжёлую дрёму, он снова увидел свой всё тот же сон…
…Он смотрит с большой высоты на знакомый до боли пейзаж. Из горла рвётся ликующий крик торжества – он нашёл! Он нашёл, наконец, свой Мир! Радостно смеясь, Федька плавно опускается на большую зелёную поляну. Навстречу идёт женщина, одетая в развевающиеся под лёгким ветерком одежды. Красивое лицо, откуда-то очень хорошо знакомое, напряжено, а в больших глазах стоят слёзы. Она протягивает к нему руки и Флэш, повинуясь неслышному зову, разжимает навстречу им сжатые в кулак пальцы правой руки, а на его ладони, переливаясь в солнечных лучах, лежит большой голубой самоцвет. Женщина, по лицу которой бегут слёзы, смеётся и подбегает к нему.
«Мама!» – шепчет он и… просыпается.
Лицо залито слезами, в душе гаснет недавняя радость, уступая место горечи утраты. Он вспомнил, он почти всё вспомнил. Но, минуту спустя картинка тает, как туман под тёплым летним ветерком. В сознании лишь саднящее чувство обретённого и тут же утраченного счастья. Проведя ладонью по мокрым глазам, он судорожно всхлипнул и проснулся окончательно.
За бортом стояла тишина. Ну, не совсем полное отсутствие звуков, просто перестал стучать дизель за переборкой. Судно мягко покачивалось, временами борт стукался обо что-то. Так, похоже, приплыли. И в прямом смысле и в переносном. Привычно стукнула сверху металлическая дверь.
– Эй, снежок, выходи, приехали! Быстро-быстро!
Фёдор потащился к дверям, поднялся по крутому трапу и первый раз переступил порог. Сначала ему показалось, что он ослеп. Из глаз потекли слёзы, он плотно зажмурился.
– Быстро-быстро, – грубая рука толкнула его в спину.
Глаза заволокло слезами. Ничего не видя, он, поддерживаемый за шиворот чьей-то сильной рукой, прошёл по сходням на берег. Там его перехватили другие руки, толкнули в какой-то открытый джип, который сразу рванул с места. Федька, не успев сесть, треснулся головой о какую-то железяку и зашипел от боли. Уцепившись за что-то, нащупал продранное сиденье и пристроился поудобнее. Джип кидало, как в родной российской глубинке, приходилось держаться, как ковбою на родео. Но, всё равно, несколько раз он крепко приложился головой о торчащие сверху металлические дуги.
Примерно минут через сорок они въехали в какое-то селение. Солнце уже село, в темноте там и сям виднелись огоньки, по бокам виднелись тёмные округлые силуэты – хижины, что ли? Машина свернула под навес и резко затормозила. Федьку мотнуло вперёд и он больно стукнулся грудью о переднее сиденье. Сидевший за рулём негр распахнул боковую дверцу.
– Вылезай, беленький, приехали. Быстро-быстро, а то дядя Том рассердится.
Фёдор вылез из джипа и встал, шатаясь, на деревянные ноги. От последнего удара грудь болезненно сжало и он, судорожно давясь, небольшими глоточками пропихивал в лёгкие воздух. На голове набухала приличная шишка.
– В дом, в дом, давай-давай, – «дядя Том» подтолкнул его в спину.
Дом представлял собой просторное помещение, где медная и глиняная утварь соседствовала с современным плеером, баночным пивом и американскими сигаретами. Хозяин толкнул его в угол на драную циновку и пошёл по своим делам. Находившиеся в доме молодые негры резались в какую-то азартную игру, непрерывно дымя. Судя по запаху, табак был смешан с наркотой. Негритянки занимались привычными домашними делами, что-то усердно толкли, резали корешки. Сбрасывая плоды своих трудов в закопчённый котёл, они едва удостоили его мимолётными взглядами. Видимо, такие посетители здесь были не в диковинку.
А одеты, кто во что горазд. Одна девчонка, кстати, довольно симпатичная, щеголяла в одной набедренной повязке и расстёгнутой мужской рубахе. В глазах зарябило от её ядовито-попугайской расцветки. Упругие груди нахально торчали сквозь тонкую ткань, приковывая к себе взгляд, и Федька невольно ею залюбовался. Заметив это, она захихикала, показала на него пальцем и что-то громко сказала соседям. Те захохотали вместе с ней. Он досадливо отвернулся – нашёл время сеансы ловить, идиот.
Часа через два, девка в мужской рубахе сунула в ему в руки пластмассовую чашку, доверху наполненную кусками мяса и овощей. Всё было разварено до полной невозможности, но он управился с порцией мгновенно, мимоходом пожалев, что нельзя попросить добавки. Приятная истома после горячей пищи сделала мысли тягучими и вязкими, даже перспектива чего-то плохого отступила в тяжёлой полудрёме.
Самое интересное, что он всё видел и слышал. И как пили пиво эти местные отморозки. И как двое парней, замысловато трахали полуголую девку в двух шагах от него, под хохот и одобрительные выкрики остальных. Но вот пошевелиться он не мог. Совсем. Тело как будто вообще отсутствовало. Вот, блин! «Голова профессора Доуэля. Африканский вариант».
Когда эта троица вновь переключились на пиво, он уже был ко всему абсолютно безразличен. Где-то на задворках сознания мелькнуло, что если его действительно станут жрать, это не вызовет в нём никаких эмоций и он будет спокойно смотреть, как отрезают и жарят его ногу. Так же тупо Флэш созерцал, как подхватив и забросив на спину, его куда-то тащат, словно тушу телёнка. В этом состоянии он и пребывал, пока его волокли по джунглям, а потом уложили на камне посреди большой прогалины.
Даже когда над ним заскакали под звуки местного барабана не то люди, не то какие-то пятнистые мутанты, это тоже не взволновало его дух. Тем более, что всё более нарастающий ритм, вой и вопли, сами по себе завораживали. Было в них что-то мерзкое и, одновременно, притягательное. Флэш безучастно отметил усилившиеся аккорды из глоток пятнистых и их сужающийся круг вокруг него.
«Вот и «кай-кай», – пронеслось в мозгу.
И вдруг жуткий ритм сломался. Угрожающая мощь пятнистой стаи оборвалась, подавившись судорожным вдохом ужаса. Гротескные фигуры застыли, как по команде «Замри!» А на поляну, поблескивая узорной чешуёй в свете Луны, выползала громадная змеюка. Разжимались тугие кольца, извивы тела словно струились, перетекая и меняясь, как узоры калейдоскопа. Заворожённый, Флэш не мог оторвать взгляда от этого прекрасного и страшного танца.
Но, самое поразительное, что среди этих перетекающих из одной формы в другую колец танцевал огромный чёрный человек. Он двигался абсолютно синхронно с удавом. Причём, когда чернокожий делал выпад рукой в сторону кого-то из замерших в ужасе танцоров, змея била головой прямо в лицо. От этого те валились, как снопы. Это было уже слишком. Последний предохранитель в сознании, звонко щёлкнув, отключился и Флэша мягко приняла спасительная тьма забытья.
…Бирюк миновал тяжёлые двери с литыми бронзовыми ручками. Кивнув, показал удостоверение постовому и уверенно прошёл по красной ковровой дорожке. Лифт приветственно звякнул и вознёс его на пятый этаж здания. Он прошёл по уставленному пальмовыми кадками коридору и свернул к стальной двери, внешне ничем не примечательной.
Никаких табличек на ней не было. Да они и не к чему. Кому надо и так знали, что за ней – Отдел №17. А кому не надо… тем и подавно незачем голову забивать. Юрий Иванович провёл карточкой по щели электронного замка. Мягко щёлкнув, дверь распахнулась. Небольшой короткий тамбур заканчивался стильной деревянной дверью. Войдя в «предбанник», он не стал её открывать, а повернулся направо и положил ладонь на стену. Окрашенная в приятный кремовый цвет каменная стена просто растаяла в воздухе, словно и не бывала вовсе. Ступив шаг в открывшийся коридор, он остановился. Из-за угла вылетел ротвейлер, высотой в холке метра полтора и утробно рыкнув, замер в шаге от человека. Морда пса нависла прямо напротив лица.