Если мистер Акерман пойдет к окружному прокурору, у меня будут серьезные неприятности, но и ему –
виновному или невиновному – не поздоровится. Сейчас одиннадцатый час, – взглянул Вулф на часы. – Как я уже сказал, мне нужно поговорить с каждым
из вас поодиночке. Мистер Акерман, вам, наверное, не терпится поскорее вернуться в Вашингтон. Почему бы вам не остаться, а остальные пусть
отправляются домой?
– Подождите, – вмешался Хан. – Повторяю свое предложение. Сто тысяч долларов.
И опять все – за исключением Акермана и Вилара – заговорили сразу, перебивая друг друга. И снова я не стал сортировать отдельные голоса по
принадлежности. Но вот трое поднялись, потом к ним присоединился Эркарт, покинувший красное кожаное кресло; я тоже встал и направился к двери,
ведущей в прихожую. Когда Вилар и Айго поравнялись со мной, Вулф сказал:
– В нужное время я извещу вас. Мистер Гудвин свяжется по телефону и договорится о встрече в удобное для вас… и для меня время. Мне больше всего
подходит утро – в одиннадцать часов и вечер – с шести или девяти часов, но ради дела я готов пойти на жертвы. Ни я, ни вы не хотим его
затягивать. Будет…
Конец речи Вулфа я пропустил, так как Айго устремился в прихожую, и я поспешил помочь ему с пальто и шляпой.
Когда все пятеро ушли, я, заперев дверь, вернулся в кабинет. Акерман сидел в красном кожаном кресле, скрестив ноги и откинувшись назад. Для него
– высокого роста и с широкой фигурой – желтое кресло было слишком тесным. Направляясь к своему письменному столу, я услышал, как он сказал:
– …Но вы ничего не знаете обо мне, кроме того, что я похож на Джона Н. Митчелла.
Подумайте! Он не только признался в сходстве с Митчеллом, но даже прибавил к имени букву «Н». Совсем в моем вкусе.
– Как мне говорили, – заметил Вулф, – вы достойный и уважаемый член коллегии адвокатов.
– Несомненно. Я не привлекался к административной ответственности и не подвергался уголовным наказаниям. Моя контора в Вашингтоне существует вот
уже двадцать четыре года. Я не занимаюсь уголовными делами, поэтому меня и не пригласили защищать Дина или Халдемана, Эрлихмана или Коулсона,
Магрудера, Ханта или Сегретти. И даже Никсона. Вы действительно собираетесь задать мне все те вопросы, которые продиктовали мистеру Гудвину?
– Пока не собираюсь. Почему вас включили в число участников того памятного ужина?
– Интересный вопрос. Алберт Джадд был и остается главным юрисконсультом компании «Нэтэлек». Пять лет назад, когда он решал для нее налоговые
проблемы, ему понадобился свой человек в Вашингтоне, и в конце концов он вышел на меня. Таким путем я познакомился с Харви Бассеттом. Ему в свою
очередь показалось, что фирме нужен хороший лоббист, и я свел его с Эрнестом Эркартом, одним из лучших лоббистов. Знаком с ним многие годы. Но
сегодня он меня разочаровал. Обычно это увлекательный собеседник, знаю по собственному опыту, но, думаю, нынче он столкнулся с непривычной для
себя задачей. Никогда прежде не встречался с остальными тремя – банкиром Ханом, или охранником Виларом, или Айго. Мне известно, что Айго
является вице президентом корпорации.
– Тогда вы никак не можете прокомментировать высказывания Хана и Айго, касающиеся миссис Бассетт?
Я поднял одну бровь. Какое отношение имеет миссис Бассетт к Уотергейтскому делу и звукозаписывающим устройствам?
– Не могу сказать ничего определенного… – Акерман слегка повел рукой. – Кроме сплетен.
– Кто и что вам говорил о ней?
– Я терплю эту процедуру, – высокомерно заявил Акерман, – только из любезности.