– Наш «стукачок» говорит, – виновато потупил взгляд Андреев, – что этот чмошник не похож на мокрушника.
– Пусть работает дальше! – недовольно сморщил огромный, как у Ильича, лоб Трофименко. – Такие деньги тратим на эту публику, а толку – как с козла молока! Иди и передай ему: пусть «раскручивает»! И пусть только попробует не «раскрутить» – оставлю не только «без сладкого»: без штанов!
Андреев, так и не переступавший порога и просочившийся лишь головой, счёл за лучшее моментально растаять в дверном проёме.
– Работничики! – энергично «одобрил» Трофименко. – «Как из собачьего хвоста – сито», так ты, кажется, говоришь, Семёныч?
– Не я: Остап Бендер.
В этот момент в дверь постучали. Трофименко грозно сдвинул брови: не приведи, Господи, кто-то из своих. Но «неодобряемым стукачом» оказался провожатый из Кировского РОВД, который доставил лейтенанта Иванова, Емельяна Ивановича.
– Ещё бумаги просили передать, товарищ подполковник.
Сопровождающий протянул Трофименко несколько скрепленных канцелярской скрепкой листков.
– Разрешите идти, товарищ подполковник?
– Идите, – рассеянно махнул рукой Трофименко, весь уже поглощённый обозрением Иванова. Обозрев последнего, он с весёлой ухмылкой повернулся к Старкову и покачал головой, словно говоря: «Ты был прав – а я не верил!».
Иванов и в самом деле не изменил себе. Ни в чём – в том числе, и в постоянстве образа. Он стоял, потупившись в свежевыкрашенный пол, весь такой нескладный, долговязый, худой, с «неистребимыми» вихрами во все стороны и традиционно вываливающейся из ноздри смачной зелёной соплёй, которую он тщетно пытался водворить на место.
– Красавец! – насмешливо ударил по последней гласной Трофименко. – А пуговица-то где?
Отсутствующая на обшлаге левого рукава пуговица лишь «обозначалась» торчащими из ткани обрывками ниток. Ответом подполковнику была очередная молчаливая попытка «отработать» соплю.
Трофименко взял Иванова за рукав и повернул «лицом» к Старкову.
– Что скажешь, Семёныч?
– А что тут говорить? – усмехнулся Старков, извлекая из полиэтиленового пакета форменную металлическую пуговицу. – Даже прикладывать не надо. Разве что – для порядка…
Алексей Семёнович «перенял эстафету» рукава у Трофименко и водворил пуговицу на место. Место и пуговица оказались «кровными родственниками». Концы оборванных ниток настолько идеально подошли друг к другу, что подполковник не сдержал торжествующей ухмылки.
– Да тут никакой экспертизы не надо! Как говорится, «они-с самые-с и есть-с»!
– Нет, экспертиза, Василий Николаевич, нужна – для порядка, – мягко оппонировал Старков. – Но каков наш Емельян Иванович! Что же это ты до сих пор не удосужился пришить пуговицу, хоть какую-нибудь? Потом бы на все претензии отвечал нам: мол, ничего не знаю, я не я – и хата не моя»! А, Емельян Иванович? Лень-матушка – или русский «авось»?
Старков не выдержал и расхохотался.
– Василий Иванович, первый раз в жизни вижу подозреваемого, который даже не попытался замести следы!
Дохохотавшись до слёз, Алексей Семёнович воспользовался не вполне свежим носовым платком, чаще используемому по прямому назначению (для носа), и вернул на лицо «серьёз».
– Где пуговица, Иванов?
Участковый попытался даже наморщить лоб, но память это не оживило. Тогда он задействовал плечи – в форме неуверенного пожимания.
– Не знаю… Оторвалась…
– Ну, это мы видим.
Сквозь удушающий смех Старков еле продавил на лицо серьёзность.
– А где именно оторвалась? И каким образом она оказалась в руке убитой?
На этот раз участковый ответил более привычным образом: шмыгнул носом и тряхнул соплёй.
– Мда, грехи наши тяжкие! – озорно блестя глазами, покрутил головой Старков. – Кстати, Василий Николаевич, давай поглядим, что там за бумажки прислали «кировчане».
Трофименко, большой «любитель» возни с бумагами – как и всякий настоящий «опер» – с готовностью перепоручил это мероприятие – вместе с документами – Старкову. Алексей Семёнович быстро пробежал глазами текст – благо, «бежать» пришлось недолго: сопроводиловка майора Бессонова уложилась в десять строк, а объяснительная – даже не протокол! – Иванова не дотянула и до этого «рекорда».
– Чё пишут? – не выдержав томительной паузы, заглянул через плечо Трофименко.
– Реабилитацию, – усмехнулся Старков. – Наш… то ли подозреваемый, то ли подзащитный… словом, пропажу этой самой пуговицы у него обнаружили при проведении строевого смотра, аккурат в то время, когда, по показаниям соседей, позднее убиенная Котова была замечена во дворе собственного дома. Живой ещё, разумеется.
– Алиби, – сокрушённо покачал головой Трофименко.
– Да, Василий Николаевич. Нашему «герою» проводивший построении майор Бессонов сделал замечание и отправил пришивать пуговицу.
– И? – вяло за интересовался Трофименко.
– И с концами! – рассмеялся Старков. – Ни пуговицы, ни участкового!
Трофименко уже мог сдержаться и схватил Иванова – уже не за рукав, а за глотку.
– Ты почему, мать твою так-растак, не пришил пуговицу?!
Хрипя то ли от волнения, то ли от удушья, участковый неожиданно расщедрился на целый монолог, если, конечно, эти несколько слов можно было возвести в достоинство монолога.
– Так ведь… это… ну, когда меня… когда я… уже за иголку взялся – а тут вызов на участок… бытовая драка… аккурат на пустыре… вот.
Трофименко с вопросом в глазах повернулся к Старкову – и тот «утвердил» показания участкового.
– Бессонов в своей сопроводиловке пишет, что Иванов действительно выходил на участок по поводу драки между молодняком соседних улиц. Даже протокол там умудрился составить.
Трофименко разжал пальцы на горле участкового и с горестным вздохом опустился на первый подвернувшийся под зад стул.
– А какая была версия! Пальчики оближешь! И-э-э-э-х!
Старков подошёл к телефонному аппарату.
– Не возражаешь, Василий Николаевич?
Подполковник устало махнул рукой. Старков быстро прокрутил номер.
– Майор Бессонов? Старков тебя беспокоит. Михалыч, ну, мы разобрались с твоим участковым… Да, полное алиби… Нет, конечно, экспертизу проведём. Так что ты выдай ему новую пуговицу.
Старков не выдержал и рассмеялся.
– Так я тебя поставил в известность: мы его отпускаем… Нет, пусть на своих двоих добирается!.. Ну, бывай, Михалыч!
Старков вернул трубку аппарату и повернулся к Иванову.
– Емельян Иванович, вали отсюда к едрене фене!
Иванов ещё немного потоптался на месте, в очередной раз – и в очередной же раз безуспешно – попытался подтянуть соплю, затем вздохнул, пробормотал что-то вроде «до свиданья» и, сгорбившись, совсем не строевым шагом вышел за дверь.
Глядя ему в спину, Трофименко ещё несколько мгновений «напутствовал» участкового «разными добрыми словами», а потом не выдержал:
– Нет, Семёныч, зря мы его отпустили… так рано!
– Не понял? – не соврал Алексей Семёнович.
– А как пуговица оказалась в руке девчонки?
Старков рассмеялся.
– Это ты у него собирался выяснить?
Трофименко неуверенно пожал плечами.
– Ну… вообще… Но как-то ведь она там оказалась?
– В руке или на пустыре?
– И то, и другое!
Старков на мгновение задумался.
– Ну, насчёт пустыря… Тут вариант один: этот недотёпа, какой-никакой – а служака. И на пустыре он бывает, как минимум, раз в день. Участок у него небольшой, а он погулять любит. А так как он неряха…
– Понял, – в очередной раз недовольно поморщился Трофименко, и тут же «обратился в бойцового петуха». – А как она могла оказаться в руке убитой, а?!
Старков сначала ушёл глазами в сторону, а затем «перебрался на потолок».
– Ну, думаю, что она же умерла не сразу, и пока убивец её душил, она в судороге хваталась руками за всё, что под них попадалось. Вполне могла попасться и пуговица – если, конечно, этот… Емельян Иваныч её именно там обронил. И если он её вообще обронил…
Под недоумевающий взгляд Трофименко Старков помрачнел лицом.