– Приплыли, гражданин Каримов, – сказал Ленар, выведя схваченного главаря банды из здания аэропорта.
Уже через час Каримов сидел в кабинете следователя, а Губайдуллин терпеливо перечислял ему весь «послужной список» банды.
– Вот так-то, Каримов, ты пытался инсценировать собственную смерть, а тут прокол – мы уже работали за Мустафиным и заметили, что он исчез. Вы попытались подсунуть ему документы и облить тело кислотой, чтобы никто не узнал. А тут опять прокол: пальцы обрубить забыли и мы нашли кисти целыми и как раз на безымянном пальце левой руки не хватало фаланги. Так мы и поняли, что это был Мустафин, а ты просто концы подчищал.
Каримов не ответил. Он молча сидел, озираясь по сторонам, как будто не верил в реальность произошедшего.
– Молчать будем? Ничего, в «Шестом коридоре» помолчишь. Твои подельники уже дают показания. Топят тебя так, что «мама не горюй». Так что не советую отпираться – себе же хуже сделаешь. Уведите! – кликнул он караульного унтер-офицера.
На следующий день Ленар, как обычно, встретился со следователем. Тот просто светился:
– Поздравляю, Ленар! – Егоров пожал руку коллеге. – Мясник уже даёт показания. Как я и полагал, остальных бандитов он сдал. Их задержат в ближайшее время. И да, позволь один деликатный вопрос…
– Я весь внимание.
– Откуда у тебя такая память?
– Не знаю, – пожал плечами Губайдуллин. – Просто карта удачно легла, не больше и не меньше.
Сладкая парочка
Все эти истории о том, как сперва некий «он» встретил некую «её», а потом не мог спать, всё думал о ней – такая чушь, если честно. Но девочки переходного возраста, млеющие от женоподобных певчиков, вроде того солиста «Токио Хотел», охотно верят в неё. Я как-то раз увидел у Ксюхи плакат с полным составом этой группы (особенно мне запомнился трансвестит посредине). Я тогда без всякой задней мысли сказал:
– Прикольная девчонка.
Надо было видеть лицо Ксюхи! Её белое личико налилось кровью и теперь эта голубоглазая блондинка, словно сошедшая с какой-нибудь картины, больше напоминала мне перезревший помидор. Её явно задело моё замечание. А что скажете? Разве не похож? Вы разве не видели эти плакаты с «Токио Хотел»? Да там поди разберись, какого оно пола. Но Ксюха сочла, что я злонамеренно подколол её и с тех пор не упускала возможности отпустить что-то едкое в мой адрес. Раньше мы просто не обращали внимание друг на друга, а теперь я оказался удостоен двойной порции внимания этой симпатичной, но глуповатой блондинки. Нет, она не кричала на каждом углу, что «Женька – дурак», она начала по-другому оказывать мне знаки внимания. Вот припадочная, хлебом её не корми – посплетничать дай. Частенько она рисовала на доске «Женя + Артём = (нарисованное сердечко)». Сначала меня это забавляло и я просто не обращал внимания, но потом стало надоедать. Я мог бы ответить ей в духе «сама дура», но это не для меня. Когда я в очередной раз увидел на доске эту порядком приевшуюся надпись, я повернулся к Кусакиной и с ехидством заметил:
– Ревность – плохое чувство.
– ЧТО?! – Ксюха вновь стала красной, как помидор, что значило, моя подколка удалась. – Да я… Да пошёл ты знаешь куда, дебил?!
Знакомая риторика – просто классика жанра: «я гналась за вами четыре дня, чтобы рассказать вам, как вы мне противны и безразличны». Ну вы знаете, эти девочки в переходном возрасте до того похожи, что и говорить о них излишне. Все они такие прям друзья-друзья, до гроба и всё такое, а только кинь им кость, так начинается: «Ты охренела, овца»?! И это только самое безобидное из всего, что мне доводилось слышать во время разборок девочек-подростков. Вот она, подлинная женская дружба. А если уж у одной из подружек вдруг бойфренд завёлся, то хоть святых выноси.
С тех пор мы чуть ли не грызлись друг с другом. Казалось, только дай нам волю – передерёмся до крови. Так на уроке физики Ксюха снова кинула мне какую-то бумажку. Я и разворачивать не стал, а просто вытащил стержень из ручки и, оторвав кусочек, прожевал и выстрелил в эту обнаглевшую блондинку. Стрелять по её причесону – всё равно, что палить в пространство: куда-нибудь, да попадёшь. Ксюха не стала глотать эту обиду и, вытащив из волос этот комок, пульнула в меня, не глядя. Весьма метко кинула – в плечо попала. Ответка пришла весьма скоро. Так мы раз пять кидались друг в друга жёваной бумагой, пока не стали мазать и попадать в одноклассников. По классу прошлась волна и Алевтина Павловна, грозно окинув учеников седьмого «Б» из-под своих очков, вынесла свой приговор:
– Кусакина, вон из класса!
– За что?! – недоумевает Ксюха. Вот лицемерка, а! Как козни мне строить, так вот она, а как спросишь – корчит из себя святую невинность, футы-нуты!
– Вон! И ты, Женя, тоже выходи.
Я спокойно встал и проследовал в школьный коридор. Ксюха за мной. Так и зыркает на меня своими голубыми глазёнками. Так и сидели мы на разных концах лавочки, играя в гляделки: кто на кого посмотрит снисходительнее. Ксюха при этом всё чаще прятала взгляд и у меня развилось чувство превосходства над этой глупенькой девчонкой, походившей на типичную блондинку из анекдотов. Само собой разумеется, подростки в тринадцать лет ещё не умеют толком общаться с противоположным полом и я не был исключением. Зато одноклассницы иногда себе взрослых мужиков находили. Посмотрю порой: рожи шире танка, в отцы ж годится! Но нет, надо же нам покрасоваться перед подружками, дескать я крута, у меня есть парень, а вы завидуйте мне. У меня это ничего, кроме иронии, не вызывало. А вот о тараканах Ксюхи мне только предстояло узнать.
Начался урок русского языка. Ирина Владимировна разбивала класс на пары для проделки некой творческой работы в коллективе. К моему великому неудовольствию, посадили меня рядом с… Угадайте, кем? В десятку! Моим соседом по парте стала Ксюха Кусакина! Я всё время сидел один и как-то не страдал от того, что, в принципе, никто не подсаживается – можно раскапуститься на всей крышке парты и не тесниться, когда сосед что-то строчит в тетрадь. Где-то с шестого класса я однажды облюбовал заднюю парту в среднем ряду и с тех пор попробуй меня сгони. Теперь же я с ехидной ухмылкой наблюдал, как теснится рядом Ксюха. К ней сейчас только проводки подсоедини – энергию вырабатывать начнёт. Чем-то это напоминало мне выяснение отношений между моими родителями. Мама – женщина взрывная и поскандалить очень любит. Папа же напротив – флегматичен и чрезвычайно скуп на эмоции. Вечерами бывало, разляжется на диване с газеткой, подзовёт кошку и созерцай картину «два ленивых кота». Мама начинала выговаривать за так и не починённый шкаф, а папа отвечал:
– Да я б пошёл, но вот Алиса на мне улеглась. Так расположилась удобно… Сгонять жалко.
Да-да, Алиса – это моя кошка. Трёхцветная, как я когда-то хотел. Вообще-то, мои родители прохладно относятся к животным, вот только с появлением сына им пришлось пересмотреть свою позицию, зная, как дети любят всякую пушную живность. Часто под словом «компромисс» подразумевается сильное ущемление интересов одной из сторон, но в нашем случае – напротив.
Вот и сидим мы с Ксюхой. Я вижу, что она занимается не совсем тем, что сказала училка – строчит в общую тетрадь похабные стишки. Чему она научилась на «ура» – так это гадким стишкам, иногда попадающим в руки учителям. Разумеется, сама Кусакина категорически открещивается от авторства, но перед подружками выставляет это чуть ли не как личный подвиг. Во молодец, а! Извела полтетради похабщиной, теперь ходит с важным видом, будто только что Родину спасла и подавай ей теперь орден и великую славу. От скромности точно не умрёт.
– Ксю, – толкаю я её в бок локтем. – Я что, один должен отдуваться.
– Не мешай мне! – щетинится она.
– Ну, как хочешь. Тогда я твои реплики сам пропишу, – всем своим видом я недвусмысленно намекал, что не упущу возможности ещё раз поддеть Ксюху.