Еще с
полчаса я слышал, как они там рыскают. Затем шорох прекратился. Я открыл дверь в пустую прихожую, и меня ударило волной проклятого одеколона. Эти парни убили Роя?
Я вздрогнул:
— Почему вы так думаете?
— Они выглядели как работники похоронного бюро, вот и все. А раз они расправились с квартирой Роя, почему бы им не расправиться с самим Роем? Эге. — Шипвей осекся, увидев
мое лицо. — Я ничего такого не хотел сказать… но… э-э-э… Рой действительно…
— Мертв? Да. Нет. Может быть. Такой жизнелюб, как Рой, просто не может умереть!
Я рассказал ему про павильон 13, про разрушенные города, про повешенного.
— Рой никогда бы такого не сделал.
— Может, кто-то сделал это с ним.
— Рой дал бы отпор любым мерзавцам. Черт! — Из глаза Тома Шипвея скатилась слеза. — Я знаю Роя! Он помог мне построить мою первую подлодку. Вот!
На стене висел миниатюрный «Наутилус», всего каких-нибудь тридцати дюймов в длину, мечта ученика художественной школы.
— Не может быть, чтобы Рой умер, ведь так?!
Вдруг где-то в подводных каютах Немо зазвонил телефон.
Шипвей поднял трубку в виде крупной раковины моллюска. Я было засмеялся, но сразу осекся.
— Да? — сказал он в телефон, затем спросил: — Кто это?
Я едва не вырвал трубку из его руки. Я закричал в нее; закричал так, словно от этого зависела моя жизнь. Я слышал, как кто-то дышал там, на том конце провода.
— Рой!
Щелчок. Тишина. Длинный гудок.
Задыхаясь, я в остервенении затряс трубку.
— Это Рой? — спросил Шипвэй.
— Его дыхание.
— Проклятье! По дыханию нельзя узнать человека! Откуда был звонок?
Я швырнул на рычаг трубку и застыл над ней, закрыв глаза. Потом я снова схватил телефон-моллюск и попытался набрать номер не с той стороны.
— Как работает эта чертова штуковина? — заорал я.
— Кому вы звоните?
— Хочу вызвать такси.
— Куда ехать? Я подвезу!
— В Иллинойс, черт возьми, в Гринтаун!
— Но до него две тысячи миль!
— В таком случае, — сказал я, в онемении кладя обратно ракушку, — нам пора в путь.
28
Том Шипвей высадил меня возле киностудии.
В самом начале третьего я уже бежал по Гринтауну. Весь городок был выкрашен свежей белой краской и лишь ждал, когда я постучусь в чью-нибудь дверь или загляну в окно
сквозь тюлевые занавески. Ветерок взметнул облачко цветочной пыльцы, когда я свернул на тропинку, ведущую к дому моих давно покойных бабушки и дедушки. А когда я
поднимался по лестнице, с крыши вспорхнули птицы.
В моих глазах стояли слезы, когда я постучал в дверь с разноцветными стеклами.
Ответом было долгое молчание. Я понял, что сделал что-то не так. Мальчишки, когда зовут других мальчишек играть, не стучат в двери. Я снова спустился во двор, нашел
камешек и со всей силы кинул его в стену.
Тишина.
Дом тихо стоял в лучах ноябрьского солнца.
— Что? — спросил я, обращаясь к высокому окну. — Ты и впрямь умер?
И тут дверь отворилась. Кто-то стоял в проеме и смотрел на меня.
— Это ты?! — прокричал я.
Спотыкаясь, я шагнул через порог, в распахнувшуюся дверь-ширму.
— Это ты?! — снова крикнул я.
И попал в объятия Элмо Крамли.
— Да, — сказал он, не выпуская меня, — если ты ищешь меня.