Я осмотрелся.
Мы находились в красивом холле с хорошими дорогими коврами на натертом до блеска полу, удобными креслами и так далее.
Хозяев не было видно.
- А неплохое местечко ты себе подобрал, - заметил я, - только оно бы выглядело намного приятнее...
- Заткнись! - зашипел он, на цыпочках подкрался к внутренней комнате и поманил меня пальцем. - Иди сюда и посмотри.
Я двинулся следом.
Эта комната была чуть меньше, но тоже с богатым ковром, парой, стульев, туалетным столиком, комодом и большой уютной кроватью.
На последней валялся человек, сразу же привлекший мое внимание, ибо, несмотря на некоторые отсутствующие детали, он точно соответствовал
описанию Солом субъекта, с которым Нейоми встретилась и "Санторетти". Голубая рубашка, серый в полоску галстук и серый пиджак на нем были, но
ниже красовались только белые трусы и голые ноги в голубых носках. Дышал он, точно гейзер, готовый взорваться.
Фред горделиво посмотрел на него и прошептал:
- Когда я стягивал с него штаны, он принялся ворчать, так что остальное я не стал трогать.
Я кивнул.
- Вид у него не слишком почтенный... Ты уже установил его имя?
- Да, но тут какая-то неразбериха... На дощечке внизу значится "Эрл Даусон", и адрес он этот таксисту называл, и ключи от квартиры у него
были.
Но зовут его Юджином Дэйвисом, он сотрудник фирмы адвокатов. Знаешь такую - "Данвуди, Прескотт и Дэйвис", Бродвей, 40?
Глава 7
У меня глаза на лоб полезли. Комическая сторона дела исчезла, будто ее и не бывало.
- Почему ты так решил, Фред?
- Так ведь я его обшарил. Посмотри на столике.
Я на цыпочках подошел и принялся разглядывать кучку самых разных предметов: среди прочего - водительские права на имя Юджина Дэйвиса, его
же членский билет адвокатской коллегии города Нью-Йорка, пропуск на нью-йоркскую Всемирную выставку 1939 года с фотографией владельца, страховое
свидетельство, три письма мистеру Юджину Дэйвису на его рабочий адрес... и два любительских снимка Нейоми Кари, один - в купальном костюме.
Я обратился к Фреду:
- Иди и покарауль у дверей в холл... В случае чего поднимай тревогу. А я тут еще покопаюсь...
Осмотр получился беглым, но тщательным. Дэйвис храпел как медведь в берлоге. Я ухитрился обыскать все - и спальню, и кухню, и ванную
комнату, и большую приемную, как я ее назвал, и еще какую-то комнатушку. Не пропустил даже уборной и стенных шкафов. Наверное, я бы от радости
прямиком вылетел из окна, если бы нашел сейчас последнее завещание Ноэля Хауторна, датированное любым числом после седьмого марта 1938 года. Но
мне этого не удалось. Ни завещания, ни чего иного, имеющего хотя бы отдаленное касательство к нему или к убийству, там не было. Если только не
считать еще трех снимков Нейоми Кари, различных форматов и ракурсов, каждый из которых был надписан "Юджину". На них стояли тридцать шестой и
тридцать пятый годы. Даже холодильник был пуст.
Бросив прощальный взгляд на члена адвокатской коллегии, я забрал Фреда, пошел вместе с ним к машине и отвез за угол. Тут я затормозил у
обочины и потребовал:
- Рассказывай, как было?
Фред запротестовал:
- Сперва остановимся в таком месте, откуда можно видеть.