Когда я приблизился, из-под балдахина высунулась рука и дернула за шнур. Балдахин над изголовьем, собравшись складками, поднялся. Вулф
сощурился от света, ударившего в глаза.
Я доложил ему о визите окружного прокурора Флетчера М. Андерсона. Он ждет хозяина внизу.
Вулф выругался, чего я в нем не выносил, - его ругань портит мне настроение. Он как-то мне объяснил, что если у кого-то ругань - это
словоизвержение, у него это выражение определенных эмоций. Эго случалось с ним редко, но в это утро он дал себе волю.
- Оставь меня, уходи, убирайся вон!..
- Но... Андерсон... - запинаясь, произнес я.
- Если я ему так нужен, пусть приходит в одиннадцать. Но это не обязательно. За что только я плачу тебе жалованье?
- Хорошо, сэр. Вы, разумеется, правы. Я нарушил ваш распорядок и заслуживаю того, чтобы меня отругали. Но теперь, когда вы облегчили свою
душу, позвольте мне заметить, что совсем неплохо было бы принять его...
- Не позволю!
- А десять тысяч долларов?
- Сказал тебе, нет.
- Ради всего святого, сэр, почему?
- Черт бы тебя побрал. Арчи, что ты пристал ко мне? - Голова Вулфа повернулась в мою сторону. Он выпростал руку из-под одеяла и погрозил
мне пальцем. - Да, пристал. Иногда я позволяю тебе делать это, поэтому сейчас не будут тебя ругать. Лучше отвечу на твой вопрос: почему я не
хочу сейчас видеть Андерсона. Причины три: во-первых - я еще в постели, я не одет, и у меня отвратительное настроение. Во-вторых - ты можешь
справиться с ним сам.
В-третьих - я прекрасно знаю, что такое эксцентричность - ее законы беспощадны. Если человек, столько потративший усилий, чтобы прослыть
оригиналом, при первом же подстрекательстве теряет выдержку и поступает, как каждый встречный, грош цена такому оригиналу. Уходи.
Когда я вышел, спустился вниз и сказал Андерсону, что он, если хочет, может подождать - Вулф примет его в одиннадцать, он не поверил своим
ушам.
Поняв, что Вулф не шутит, он чуть не взорвался от негодования. Больше всего его оскорбило, что он, как дурак, примчался сюда прямо с
вокзала. Я тоже не мог понять, зачем он это сделал. Я постарался его успокоить, объясняя все эксцентричностью моего хозяина, мол, тут уж ничего
не поделаешь, и рассказал ему как и зачем ездил накануне в Уайт-Плейнс, и что ситуация мне примерно известна. Это его немного отрезвило, и он
даже начал расспрашивать меня подробнее, но я отделывался скупыми дозами информации. Мне доставило искреннее удовольствие видеть, как он
переменился в лице, когда узнал, что Дервин тут же посвятил во все Бена Кука. Удовлетворив свое любопытство, Андерсон какое-то время сидел в
раздумье, потирая нос и глядя куда-то поверх моей головы, а потом сказал:
- Вулф пришел к довольно странному заключению, не так ли?
- Да, сэр.
- Значит, он располагает какой-то сенсационной информацией?
Я улыбнулся.
- Мне приятно беседовать с вами, мистер Андерсон, но стоит ли тратить время впустую. Что касается сенсационной информации, то, что Вулф,
что я, мы будем немы, как египетские мумии в музее, пока не будет произведено вскрытие. Не надейтесь.
- Что ж, очень жаль. Я мог бы обеспечить Вулфу вознаграждение, как главному следователю в этом деле.