— Да ну?
В доме за его спиной кто-то застонал, и до Лютера долетел запах гнили, точно кто-то еще в июле вынул из холодильника яйца, молоко и мясо, да так их и оставил.
Артур Смолли увидел, как Лютера перекосило от вони, и открыл дверь с сеткой пошире:
— Вы как, хотите войти?
— Не-а, сэр, — ответил Джесси. — Может, вы нам просто отдадите Декановы деньги?
— А, деньги? — Он похлопал себя по карманам. — Ну как же, у меня кой-какие имеются, я их аккурат сегодня утром выудил из денежного колодца. Правда, чуток сыроваты, но…
— Мы тут не шутки шутим, — заметил Джесси, поправляя шляпу, съехавшую ему на лоб.
Артур Смолли наклонился над порогом, и Джесси с Лютером отшатнулись.
— Как, похоже, чтобы я в последнее время работал? — спросил Смолли.
— Нет, не похоже.
— А знаете, что я делал?
Последние слова он прошептал, и этот самый шепот заставил Лютера попятиться: в нем было что-то непристойное.
— Позавчера вечером я схоронил свою младшенькую, — прошипел Артур Смолли, вытянув шею. — Под вязом закопал. Она его любила, этот вяз, вот я и… — Он пожал плечами. — Тринадцать ей было. А моя старшая сейчас валяется в постели с этой хворью. А жена… Она уж два дня все никак не очнется. Голова у нее горит, что твой чайник. Помрет она, — заключил он. — Видать, сегодня в ночь. Или завтра. Вы точно войти-то не хотите?
Лютер с Джесси покачали головой.
— У меня там простыни в поту, и дерьмо надо отмывать. Помощники пригодятся.
— Деньги, мистер Смолли.
Лютеру хотелось удрать с этого крыльца, подальше от этой хворобы, и он ненавидел Артура Смолли за его нестираную рубаху.
— Я не…
— Деньги, — произнес Джесси, и в опущенной пока руке у него уже был «сорок пятый». — Хватит вилять, старый хрен. Гони монету, черт тебя дери.
Из дома снова донесся стон, тихий, протяжный, придушенный; Артур Смолли уставился на них и смотрел так долго, что Лютер подумал, уж не спит ли тот на ходу.
— Совсем у вас совести нет? — спросил старик, поглядев сперва на Джесси, а потом на Лютера.
— Ни капли, — честно ответил Лютер.
Глаза Артура Смолли расширились.
— У моей жены и ребенка…
— Декану дела нет до твоих домашних обстоятельств, — отчеканил Джесси.
— Но вы-то? Вам-то до чего есть дело?
Лютер не смотрел на Джесси и знал, что Джесси не смотрит на него. Он вытащил из-за пояса «тридцать восьмой» и наставил его прямо в лоб Артуру Смолли.
— Нам есть дело до этих самых денег, — объяснил он.
Артур Смолли заглянул в дуло пистолета, а потом — Лютеру в глаза.
— Господи, и как только твоя мамаша ходит по улице, если знает, что выродила такую мразь?
— Деньги, — повторил Джесси.
— Или что? — спросил Смолли.
Этого-то Лютер и боялся.
— Или вы меня грохнете? Черт побери, мне это очень даже по душе. Семью мою грохнете? Уж сделайте такое одолжение. На здоровье. Не станете вы…
— Я заставлю тебя ее вырыть, — произнес Джесси.
— Чего-чего?
— Что слышал.
Артур Смолли тяжело привалился к дверному косяку:
— Ты этого не говорил, ведь так?
— Еще как говорил, старый хрен, — сказал Джесси. — Я заставлю тебя выкопать дочку из могилы. А нет, так я тебя свяжу и заставлю смотреть, как это буду делать я.