Судмедэксперт назвал свое имя, адрес и профессию. Его позвали на Дейлсфорд-Гарденс, 27. Там он увидел тело покойного. Уже наблюдалось трупное окоченение. Невозможно точно сказать, как долго он был мертв, но, по его оценкам, два-три дня. То есть смерть могла наступить в период с полудня пятницы до полудня субботы. Скорее всего, по его предположениям, ближе к началу этого периода. Когда его конкретно спросили, соответствовали ли внешние признаки наступлению смерти в пятницу днем или вечером, он с этим согласился.
– Вы обнаружили что-нибудь, указывавшее на причину смерти? – осведомился коронер.
– Да, кусок тонкого шнура, дважды обмотанного вокруг шеи и туго завязанного узлом сзади.
– Это тот самый кусок шнура?
Первый раз за все время, в течение которого он давал показания, в зале проснулся общий интерес, когда бесстрастный полицейский положил перед свидетелем вещественное доказательство. Судмедэксперт взглянул на него, сказал «да» и углубился в медицинские подробности. Он проводил вскрытие. До наступления смерти человек был здоров и хорошо питался. Никаких следов врожденных заболеваний. Причина смерти – удушение с применением большой силы. Самоубийство исключается. Судмедэксперт собрал свои бумаги и покинул место для дачи свидетельских показаний с такой же тоскливой деловитостью, с какой держался все это время.
Потом вызвали Харпера и Льюиса засвидетельствовать, как они обнаружили тело. Инспектор, рассеянно слушавший то, что для него было старой историей, с печальным интересом наблюдал за молодыми людьми, отмечая различие в их поведении. Харпер перед коронером держался, как и перед детективом, сдержанно, отчужденно и хладнокровно. А Льюис, наоборот, был взволнован и нервозен. По-видимому, он испытывал плебейский восторг, оказавшись в центре внимания, и больше старался описать собственный ужас и изумление, чем добавить что-то полезное для следствия. Маллет знал, что он уже дал проинтервьюировать и сфотографировать себя, в отличие от Харпера, всячески избегавшего общения с прессой. В общем, они являли собой полную противоположность, что для психолога – а каждый хороший детектив должен быть отчасти психологом – представляло интерес и, возможно, пользу.
Коронер посмотрел на часы. Пока дело у него шло быстро, и он хотел закончить его до ленча.
– Осталось только два свидетеля, – сообщил он жюри. – Сейчас мы их выслушаем.
Присяжные, уставшие сидеть на жестких деревянных скамьях и жаждавшие вырваться на свежий воздух, заерзали, но возражать не стали.
– Мистер Дюпен, – объявил помощник коронера.
Дюпен, выглядевший измученным и замотанным, вышел вперед. Он нервно произнес клятву, держа Библию так, словно боялся, что она его укусит, и сделал два-три глубоких вдоха, прежде чем отвечать на заданные ему вопросы.
– Ваше имя Гектор Дюпен? – спросил коронер.
– Да.
– И вы живете на Фитц-Джеймс-авеню, дом девяносто два, в Сент-Джонс-Вуд?
– Да.
– Вы секретарь «Лондон энд империал эстейтс компани»?
– Да.
– Директором которой был покойный?
Дюпен откашлялся, блеснул зубами, нервно улыбнувшись, и скорее выдохнул, чем проговорил:
– Да, был.
– Когда вы в последний раз видели покойного?
– Примерно в пять часов дня в прошлую пятницу.
– Вы видели его в офисе «Лондон энд империал эстейтс компани»?
– Да, можно сказать. – Мистер Дюпен поспешил точнее ответить на вопрос: – Это было на улице у офиса. На тротуаре.
– Вы находились на тротуаре, на улице возле офиса?
– Нет, я находился в здании, у окна.
– Вы смотрели из окна и видели, как он уходил?
– Именно так.