А предмет восхищения, вчера еще столь нежный, столь трогательный, столь беззащитный, сегодня оказывается бесчувственным, эгоистичным и беспощадным… Но поздно! Уже повязан мужик узами брака, а то и детьми, – и стерва держит его на коротком поводке, и он, дурень, ментально зависимый от нее по гроб, только редкими проблесками сознания охватывает сложившуюся картину и снова тонет в пучине зависимости…
Посему Кис всегда внимательнее и доверчивее прислушивался к женским реакциям, чем к мужским. Сексуальное влечение им не застит глаза, и к недобрым волнам они крайне чувствительны. И в данном деле портрет Яны складывался в первую очередь из объективно-грустного рассказа Ляли, из беспомощно-агрессивных характеристик Марины, из уязвленных реплик Иры…
– Так почему вы думаете, Юра, что Яну могли утопить? Ее настолько не любили? Тогда за что?
– Ни за что! Понимаете, есть женщины – прирожденные королевы, – сглотнул он.
«Вот-вот! А есть мужчины – прирожденные пажи», – подумал Кис.
– Яна никого не обижала, просто она была такой… Яркой, независимой!
– Что вы имеете в виду под словом «независимой»? Материально? – Алексей нарочно задал «тупой» вопрос, чтобы спровоцировать Юру на подробности.
– Господи, о чем вы! В нашей компании все «независимые материально». Вернее, зависимые, но от родителей. Просто Яна – она непосредственная, наивная… Она иногда говорила обидные вещи, не понимая этого. Она говорила то, что думала!
«То, что думают, говорят только умственно отсталые люди, – мысленно ответил ему Алексей. – Любой нормальный человек отдает себе отчет в том, что он произносит. И раз говорит обидное – значит, хочет обидеть … Поймешь ли ты это когда-нибудь, парнишка? Во всяком случае, я тебе этого желаю, чтобы ты не закончил свою жизнь, раздавленный следующим «королевским» каблуком, который тебе непременно вскорости попадется на пути, – ведь ты прирожденный носитель шлейфа…»
– И за что же ее ненавидели? Причем до такой степени, чтобы убить?
– Ненавидели, да! Девчонки, те вообще серого цвета становились, когда Яна появлялась. А парни… Сначала все в нее влюблены были… Но она слишком независимая, понимаете? И ранимая… Яна болезненно реагировала на невнимание или шутки в ее адрес. Она виду не показывала, просто становилась равнодушной, холодной… Только изредка говорила что-нибудь такое… Пренебрежительное как бы… Они на нее обижались. Но на самом деле Яна просто защищалась! Потому что не выносила, когда ее не любят! Только я об этом знаю, она делилась со мной, другие ее не понимали!
– Мне показалось, что вы с Яной тоже пребывали не в лучших отношениях, когда я вам звонил, – заметил Кис.
– Она сказала, что устала от меня, – у Юры снова заблестели глаза. – Что… В общем, это не имеет значения.
«Она сказала, что ты ей надоел, мальчик, – дополнил мысленно Алексей. – Оно и понятно: ведь в твоих глазах она забронировала для себя место «непосредственной и наивной», а перманентно играть эту роль ей было утомительно. Вот тебя и сослали временно – до следующего раза, когда снова понадобится паж…»
Из дальнейших его восклицаний и сбивчивых эмоций Алексей извлек только одно: ни Юра, ни кто-либо иной из компании не имел никаких веских причин для убийства. Избавиться от Яны жаждали, видимо, многие, особенно девушки, – но избавиться как-нибудь мирным путем, чтобы она сама куда-нибудь провалилась, отвалилась от компашки, отсохла… Решительно же отвернуться от нее никто не смел: и экспансивный характер Яны, и ее лидерство (которое не приветствовалось, но признавалось), и положение ее отца, Афанасия Карачаева, держали компашку в Яниной орбите.