Откинувшись назад, он открыл глаза и в пелене слез увидел сначала размытые пятна, а уже потом очертания звездных фигур, расклеенных у него на потолке. Это были такие специальные наклейки, которые заряжались от солнца и лампы, и горели нежным неоновым цветом ночью. На улице было светло и в такое время они были бледно-салатовыми. Вид звездного неба, пускай и не настоящего, обладал любопытной способностью успокаивать Сашу. Так и сейчас, слабо видимые наклейки его немного приободрили.
В его глазах они становились объемнее и живее, срывались с места и хаотично двигались по потолку, словно по просторам бескрайнего космоса. Сашин взгляд напоминал тот потерянный вид, который был у него перед стоящей рядом на колене матерью. Такой же отвлеченный вид был у него недавно, когда засмотревшись в окно во время урока, он воображал, как листья на дереве танцуют необыкновенный танец и пропустил вопрос учителя. Тогда он получил замечание за рассеянность и толчок локтем от одноклассника – Тимура. Он сидел с ним за партой всегда и, будучи гордым собой хорошистом, старался спасти Сашу от провала, когда ему задавали вопрос, а он снова витал в облаках.
Тимур привык к тому, что Саша всегда рассеян и не раз выручал его, чаще всего – от летящего в него мяча на уроке физкультуры. А Саше было по душе, что с Тимуром порой просто можно помолчать и вовсе не обязательно затевать какие-либо разговоры и делиться увлечениями, чтобы прослыть друзьями. Это был особый вид дружбы – свободный и не докучающий, который устраивал их двоих.
Саша лежал так, распластавшись поперек кровати, еще долго, пока, наконец, не сделал усилие, чтобы подняться и достать из грязного рюкзака тетради с домашним заданием. Вывалив на пол все его содержимое, он отнес рюкзак в ванную и сел за решение задач по математике. А учебники и тетради по другим предметам оставались в хаотичном виде разбросанными по паркету.
Остаток вечера он помнил смутно. Помнил, как встретил с работы отца и тот спрашивал, где он поставил боевую ссадину на щеке. Отец, в отличие от мамы, не был взволнован, а, казалось, гордился сыном, додумав самостоятельно, что тот отважно дрался с какими-нибудь задиристыми мальчишками. Сам он был высоким и в меру крепким, сильным и справедливым. По крайней мере, именно таким видел его Саша. Его папа – Егор, был для него героем, а его работа казалась Саше волшебной, – отец владел своим автосервисом на соседней улице, где сам же обслуживал гостей. Саша смотрел на него с особым трепетом, когда тот укрощал очередного железного зверя, а из-под машины были видны только ноги и слышался низкий гул его голоса.
Почистив зубы, Саша обнаружил, что дверь из коридора на кухню закрыта, что бывает редко. В матовом стекле мелькало пятно нежного вишневого цвета – мамино домашнее платье. Саша услышал: – Я даже не знаю. Чувствую, он мне чего-то не договаривает, – мамин голос был какой-то плавной и удивительной мелодией, которая даже в минуты волнения не нарушала своего чудесного ритма.
– Дорогая, не беспокойся. Он же у нас мальчик, а не девчонка.
– Но разве можно было так упасть? А если его побили?
– Да ты только сама себя накручиваешь. Ну, даже если подрался малый, ну что такого? Все через это когда-то проходят. Главное же – живой, здоровый. Всего-то две царапинки! Пустяки.
Саша не стал слушать дальше и тихонько пошел в свою комнату. Все, что ему хотелось – скорее уснуть и не думать о том, что будет завтра. Позднее сквозь сон он почувствовал, как приоткрылась дверь, и в комнату проник треугольник желтого света. Мама провела рукой по его волосам и поцеловала в лоб, после чего свет погас, и Саша снова крепко заснул.
2
Весеннее солнце первым делом озаряло лучами ту часть комнаты, где стоял компьютерный стол, и висела полка с фигурками разных персонажей. Там были воины в доспехах, роботы, старая фигурка космонавта в слегка потрепанном скафандре. И еще был один новый персонаж на коне, подаренный Саше папой из коллекционного журнала об истории. Надпись на пластмассовом пьедестале «Александр Македонский» была написана необычным угловатым шрифтом и покрыта золотистым цветом.
Мальчик перестал играть в собранные им фигурки. Недавно он принес в школу одну из своих любимых игрушек – большого богатыря, сидящего на коне шоколадного цвета. Он достал ее на перемене и тут же привлек внимание одноклассников, а уже мимо заинтересованной толпы никак не мог пройти Пашка. Тогда он высмеял Сашу перед всеми. После прилюдного позора и укора за «детский сад», Саша покраснел и убежал до самого звонка на урок. А когда шум в коридорах угас и все ушли на занятия, он вышел и неохотно пошел в сторону класса. По дороге он обнаружил свою любимую игрушку – сильного и храброго богатыря в урне, а конь под ним был обезглавлен. Вероятно, Пашкиной рукой. Мальчик подобрал фигурку и бережно положил в рюкзак. Дома папа ее склеил, но с того момента любимые персонажи не снимались с полки и попросту собирали оседающую на них пыль.
Саша перестал, как раньше, придаваться мечтам, воображая, как он завел дружбу с настоящим воином или космонавтом. Перестал сооружать себе костюмы из картона и цветной бумаги, и мечи из палок. Перестал перед сном улетать в нарисованные на потолке космические дали и воображать то, какой он бесстрашный и сильный. Он по-прежнему порой витал в облаках, но совсем не так, как раньше. Все-таки что-то внутри него оборвалось и изменилось.
В последнее время, с тех пор, как Пашка впервые обратил на него внимание, все вокруг стало казаться ему не таким уж радостным. И в этот день, услышав звон будильника, он считал несправедливым то, как предательски быстро наступило утро, и как торопливо прошла беззаботная ночь. Если бы можно было слиться с одеялом, как хамелеон, и остаться незаметным, он бы поступил именно так и пролежал бы неподвижно целый день, лишь бы не идти в школу.
С утра, раскиданные с вечера учебники, были аккуратно собраны в стопку. «Наверное, мама сложила их, когда заходила в комнату» – подумал мальчик, собирая тетради в пакет, так как рюкзак еще не высох после стирки. Шествовать весь день с пакетом в руках – не было хорошей затеей, но ему пришлось с этим смириться.
– Ну, ничего себе! А где же мой любимый зеленый рюкзачок? – Пашкин голос прозвучал где-то за спиной и для Саши был противнее свирепой сирены.
На этот раз мальчик остановился сразу посреди коридора, и, не оборачиваясь, ожидал, когда Пашка его настигнет. Он слышал его медленные и уверенные шаги, такие, словно он только что вышел победителем с боксерского ринга, и спиной чувствовал на себе эту наглую кривую ухмылку. Встреча с ним была для Саши ужасной обреченностью. Он заметил, как быстрее забилось сердце, и как вспотели ладони. Мечтал он только о том, чтобы в эту самую секунду куда-то испариться.
– Чего замер? Ответь на вопрос, – Пашка расплылся в притворно-дружелюбной улыбке, – будь добр.
– Паша…отстань от меня, пожалуйста. Я тебе ничего плохого не сделал, – щеки мальчика заливались румянцем, а слова говорились с большим трудом.
– Ничего себе как мы заговорили! Паша…отстань, пожалуйста…А то что? А то заплачешь?
Мальчик вновь будто проглотил язык, а Пашка смеялся и говорил много обидных фраз. Он смотрел на Пашку в упор, разглядывал его всегда чуть прищуренные серые глаза, высокий лоб и нос горбинкой. Его лицо было вытянутым, щеки впалыми, и даже говори он сейчас самые добрые на свете слова – все равно бы выглядел нагло, хитро и озлобленно.
Саша снова погрузился в свои фантазии и представил, как он – благородный капитан корабля – стоит напротив пирата, захватившего судно. Пиратом, конечно, был Пашка. И вот, в своих мыслях он уж было хочет дать злодею отпор, но Пашкин голос возвращает к реальности: – Эй! Уснул что ли? Ну и чудак!