Я согласно кивнула, ожидая, что подружка предложит план следственно‑розыскных мероприятий, но у нее, как и у меня, с планами оказалось не густо.
– С наших подопечных глаз не спускаем и вообще будь повнимательней, – заявила она, а я кисло улыбнулась:
– Ладно.
Завтракали мы с Женькой в одиночестве, так как мужчины после «охоты» от кофе плавно перешли к приему пищи. Олимпиада, гремевшая кастрюлями на кухне, успокоилась и даже подобрела. Во всяком случае, на мое «спасибо за такой вкусный завтрак» сделала слабую попытку улыбнуться. Когда мы выходили из столовой, я заметила Любу. С полотенцами в руках она шла по коридору. Подмигнув Женьке, я направилась следом и вскоре обнаружила ее в одной из комнат. Дверь в нее была открыта, и, заглянув в нее, я сказала:
– Доброе утро.
– Здравствуйте, – поспешно ответила женщина, испуганно глядя на меня.
– Какая чудесная комната, – разулыбалась я, нагло вторгаясь на чужую территорию. – И вид из окна прекрасный. – Я осмотрелась и увидела букетик цветов в вазочке возле постели. – Комната занята? – невинно осведомилась я.
– Да… Русланом Аркадьевичем. – При этих словах женщина взглянула на букетик и густо покраснела. Выходит, Женька права: налицо большая любовь, мерзавец вскружил бедняжке голову, а потом потерял к ней всякий интерес.
– Чудесные у вас места, – не обращая внимания на томление Любы, которой не терпелось избавиться от моего общества, заговорила я. – Деревня так живописно расположена. Лев Николаевич говорил, ваш дом возле самого озера?
– Да, – кивнула Люба.
– А не страшно вам через лес ходить?
Вопрос неожиданно вызвал у нее замешательство.
– А я лесом и не хожу никогда. По берегу мне ближе.
– Там тропинка узкая, а берег крутой, в темноте опасно.
– Я заканчиваю в шесть, еще светло, да и привыкла, могу с закрытыми глазами идти.
– А вчера вы по темноте возвращались?
Женщина испуганно замерла, потом кивнула:
– Да.
– Это вас Олимпиада Назаровна научила так отвечать? – добавила я суровости в голос.
– С какой стати? – рассердилась женщина. – Я вчера задержалась.
– Вы лжете, – спокойно возразила я. – Я видела, как вы домой возвращались, было еще светло.
Трюк удался, Люба бросилась к двери, закрыла ее и, привалившись к ней спиной, зашептала:
– Олимпиада Назаровна велела, если спросит кто, сказать, что вчера допоздна задержалась, а на самом деле я ушла как обычно, в шесть. Вы уж меня не выдавайте.
– А вас кто‑нибудь об этом спрашивал?
– Нет, – покачала она головой.
– Странно, что Олимпиаде Назаровне понадобилось заставлять вас лгать. Она не объяснила, зачем ей это нужно?
– Нет. И я не спрашивала. У нее не спросишь.
– А что она вообще за человек? – нахмурилась я.
– Строгая. Ее здесь все боятся.
– Все? – не поняла я. – Вы имеете в виду Льва Николаевича?
– Нет, – растерялась Люба. – Он ей все равно что сын. А вот наши местные…
– Постойте, – не поняла я. – Разве Олимпиада Назаровна с кем‑то из местных общается? Я думала, Лев Николаевич живет здесь недавно.
– Да что вы, – махнула рукой Люба. – Он, можно сказать, наш, местный. Этот дом год назад построил, а раньше здесь старый дом стоял, после пожара его снесли… И отец Льва Николаевича здесь жил, и дед.