Однако эти простые и грубые люди обладали своеобразными мудростью и знанием.
По субботним дням они принимали опрятный вид и шли в синагоги, где усаживались на самых дальних скамьях. Никто усерднее их не целовал Тору, когда ее обносил хазан (человек, руководящий пением молитвы), никто с более сильной верой не вслушивался в Священное Писание, не выносил больше них из проповеди старейшин, и уж во всяком случае никто больше них не думал после об этой проповеди. Все учение и весь закон для этих простых людей заключались в том, что Господь их един и что они должны любить Его всей душой, и они любили Его. В этом и состояла их мудрость, превосходящая мудрость царей.
Разговор пастухов продолжался недолго: не прошла еще и первая стража, как все они один за другим заснули тут же, у костра.
Как всегда бывает зимой в гористых местностях, ночь стояла ясная и холодная. Небо сияло звездами, воздух был необыкновенно прозрачен. Было тихо, но тишина эта происходила не только от безветрия: это было святое молчание, предуведомление о том, что небо нисходит и несет внемлющему благую весть.
У дверей, крепко закутавшись в плащ, ходил сторожевой. По временам он останавливался, заметив движение в стаде или заслышав за горой вой шакала. Медленно приближалась полночь, но вот наступила и желанная минута: он исполнил свою обязанность, пора на покой. Сейчас он ляжет и проспит до утра без всяких снов, как спят все труженики. Он уже двинулся к огню, но остановился, заметив какой-то необыкновенный свет – мягкий, белый, похожий на лунный. Свет усиливался, предметы, которые перед тем нельзя было различить, стали видны. Острый холод, превосходящий холод морозного воздуха, пронизал его. Он взглянул на небо: звезд не было видно, и свет исходил как будто из разверзшихся небес. Пока он смотрел, свет, все усиливаясь и усиливаясь, превратился в блеск, и сторожевой в ужасе закричал:
– Вставайте, вставайте!
Собаки вскочили и с воем разбежались. Испуганный скот сбился в кучу. Люди поднялись на ноги с оружием наготове.
– Что такое?
– Смотрите – небо горит.
Свет сделался нестерпимо ярок. Пастухи закрыли глаза и опустились на колени, сердца их сжались от ужаса, и они пали ниц, бледные, в состоянии, близком к обмороку, и, наверное, умерли бы от страха, если бы не голос, говоривший им: «Не бойтесь!»
Они стали прислушиваться.
– Не бойтесь: я возвещаю вам великую радость для всех людей.
Голос тихий и внятный проник им в души и вселил уверенность. Они приподнялись на колена и, с благоговением подняв взоры, увидели перед собой человека, окруженного великим сиянием: он был в одеянии нестерпимой белизны, над плечами его виднелись вершины блестящих сложенных крыльев. Он простер к ним руки, как бы благословляя их. Лицо его сияло божественной красотой.
Им часто приходилось слышать и самим говорить об ангелах. Теперь они с уверенностью говорили себе: «С нами Бог, а это тот, кто некогда являлся пророку на реке Улай».
Ангел же говорил: «…ибо ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь…» (Евангелие от Луки 2:11).
Он смолк, как бы выжидая, когда слова его запечатлеются в их душах.
– И вот вам знак! – продолжал провозвестник. – Вы найдете младенца в пеленах, лежащего в яслях.
Он смолк: благая весть, принесенная им, была сообщена. Свет, окружавший его, вдруг сделался розовым и начал мерцать, и в то же время на высоте, едва доступной человеческому взору, стали видны взмахи крыльев и послышалось пение множества голосов: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, и в человецех благоволение».
Провозвестник поднял свой взор, внемля кому-то в недоступной вышине. Крылья его начали плавно и величественно расправляться, сверху они были белы, как снег, снизу же блистали радужными цветами перламутра. Когда они расправились совсем, он легко поднялся с земли и исчез из виду, окруженный сиянием. Долго еще после того, как он исчез, с неба доносилось славословие, постепенно делаясь все тише и тише: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, и в человецех благоволение».
Когда пастухи пришли в себя, они с недоумением глядели друг на друга, пока один из них не произнес:
– То был Гавриил, посланник Бога.
Все промолчали.
– Он сказал, что Бог Христос родился!
– Он сказал и то, что это произошло в городе Давида – стало быть, в нашем Вифлееме – и что мы найдем там младенца в пеленах, лежащего в яслях.
Первый из говоривших смотрел задумчиво на огонь и наконец, словно найдя искомое, произнес:
– Только в одном месте в Вифлееме есть ясли. Это в пещере близ старой канны.
– Братья, пойдемте посмотрим, что там. Старейшины и ученые давно уже ищут Христа. И вот Он родился, и Бог дал нам знамение, по которому мы узнаем Его. Пойдемте, поклонимся Ему.
– А как же стада?
– Бог позаботится о них. Спешим!
Они все разом оставили загон, обошли гору и через город проникли к воротам канны, у которых стоял привратник.
– Что вам надо? – спросил он.
– Нынешней ночью мы видели и слышали великое знамение, – ответили они.
– И мы сегодня видели знамение, но ничего не слышали. Что же вы слышали?
– Дозволь нам пройти в пещеру, которая в ограде, чтобы увериться в слышанном: «Родился Христос», потом мы тебе все расскажем. Пойдем с нами, увидишь и сам.
Привратник презрительно засмеялся.
– А если и Христос, так как же вы узнаете Его?
Они прошли двором, не обратив на себя внимания, хотя многие еще не спали, разговаривая о чудесном свете. Дверь в пещеру была отперта, и внутри виднелся свет от фонаря.
– Мир вам, – сказал привратник Иосифу и бет-дагониту. – Эти люди разыскивают младенца, родившегося нынешней ночью.
В этот момент простодушное лицо Иосифа выразило волнение, и он сказал:
– Вот тут дитя.
Он провел их к яслям, в них действительно лежал ребенок. Принесли фонарь, и пастухи в молчании остановились возле яслей.
– Где же мать? – спросил привратник.
Одна из женщин, взяв на руки ребенка, подошла к Марии, лежавшей неподалеку, и вручила ей младенца.
– Это и есть Христос, – сказал один из пастухов.
– Христос! – повторили все, упав с молитвой на колени.
Один из них произнес:
– Это Бог, и слава Его превыше неба и земли.
Поцеловав полы платья Марии, эти простые люди удалились с сердцами, переполненными радостью. В канне они рассказали теснившемуся вокруг них народу обо всем, происшедшим с ними. На обратном пути они все время повторяли: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, и в человецех благоволение!»
В последующие дни пещера посещалась многими любопытствующими: некоторые поверили, большинство же отнеслось с сомнением.
Три волхва
В одиннадцатый день от рождения младенца три волхва приближались по Сихемской дороге к Иерусалиму. Переехав Кедронский поток, они стали чаще встречать народ.
Иудея по необходимости служила международной дорогой. Это обстоятельство было источником ее богатств: Иерусалим мог облагать пошлиной весь товар мимо идущих торговцев. Нигде, кроме Рима, не собиралось такое множество народа, как в Иерусалиме, и нигде иностранец не привлекал к себе столь ничтожное внимание горожан. И все-таки эти три человека возбуждали интерес у всех.
При дороге сидели несколько женщин. Ребенок одной из них, увидев путешественников, захлопал в ладошки и закричал:
– Смотрите, смотрите: вот так колокольчики! Какие большие верблюды!
Колокольчики на верблюдах были серебряные, сами же верблюды были огромные и белые, их упряжь говорила о долгом путешествии по пустыне и указывала на богатство хозяев. Но не колокольчики, не верблюды и не их упряжь, точно так же, как и не сами путники, вызывали изумление: изумлял всех вопрос, задаваемый человеком, ехавшим на переднем верблюде.
С севера дорога к Иерусалиму идет через равнину, постепенно понижающуюся к югу, так что Дамасские ворота находятся как бы в углублении. Дорога узка, но хорошо укатана многочисленными путешественниками, только кое-где булыжники, обнаженные дождевыми потоками, мешают идти по ней. Справа и слева от нее видны поля и роскошные оливковые рощи, что делает дорогу прекрасной, в особенности же для путешественников, оставивших за собой необъятный простор пустыни. На этой-то дороге, у гробницы, три путника встретили людей, шедших им навстречу, и остановились перед ними.