Я взяла в ладонь коня. Провела пальцем по острым ушам.
…в моей жизни было три величайших любви: математика, Сашка – и шахматы. В последние я влюбилась, как только лет в шесть обнаружила в шкафу дедушкину доску из потрёпанного дерева. Правда, потом я преимущественно играла в шахматы на компе: лет с десяти не могла найти в своём окружении никого, кто играл бы со мной на одном уровне, а доказывать в шахматных кружках, что я достойна соревноваться со взрослыми, было лень. Зачем, когда за кубками и медальками я не гналась, а в интернете никто не знает, что ты кот – и что ты ребёнок, тоже.
– Эрт фу стэлль фра хёдрум хейми? – мелодично поинтересовались за моей спиной.
Это была девушка-дроу. И, вопреки моим ожиданиям, испорченным сотней игр, она не носила ни платьев со сногсшибательными разрезами, ни бронированного белья: всего лишь чёрную рубашку, шёлковый корсет под грудь, отливающий синей сталью, бархатные штаны и кожаные ботфорты. Образ вышел боевой, но вполне приличный – и более чем женственный. Глаза кошачьи, цвета шафрана, сощуренные и любопытные. Точёное лицо со странными искажёнными пропорциями – завораживавшее неправильной, нечеловеческой красотой, как прекрасный и опасный танец огня. Снежные волосы собраны на макушке в высокий хвост. На лбу поблескивает серебряный венец, такой же, как у короля, – заставивший меня на всякий случай вскочить и склонить голову: ошейник традиционно – символ рабства, а рабам положено кланяться, и особенно – перед венценосными особами.
Я довольно быстро сообразила, что вопрос переводится как «это ты девочка из другого мира?». Но лучше не давать моим тюремщикам знать, что я стремительно продвигаюсь в изучении их языка. Косить под дурачка всегда легче.
А ещё быстрее я сообразила: наверняка это та самая Морти, которая понадобилась колдуну.
– Не понимаю, – пробормотала я, для пущей убедительности разведя руками.
Головы я не поднимала, но всё равно увидела, как девушка нахмурилась и поправила длинный кожаный ремень, перекинутый через плечо. К нему крепился объёмный ларец чёрного дерева с изящной серебряной ручкой.
– Фу талар экки тунмалив и Риджия?
Я убито молчала, хотя только что меня спросили, не говорю ли я на риджийском.
Дроу вздохнула. Улыбнувшись мне (подумать только), неопределённо махнула рукой и прошествовала к лестнице в кабинет Лода.
Дождавшись, пока она удалится, я подтащила корзину с шахматами к столу, извлекла оттуда тяжёлую доску и кое-как водрузила её на лакированное дерево.
…брать книгу сейчас я не рискну. Наверняка заметят – и зададутся вопросом, зачем мне чтиво на языке, которого я не знаю. Зато можно сделать вид, что Кристе захотелось почитать, – только вот для этого придётся ждать, пока она проснётся.
Но в ожидании пробуждения сокамерницы надо чем-то себя занять. И раз уж мне разрешили остаться в гостиной, под предлогом игры я воспользуюсь ей как наблюдательным пунктом.
Я разыгрывала уже четвёртую партию против самой себя, честно стараясь не симпатизировать ни белым, ни чёрным – пусть даже эта игра складывалась подозрительно похожей на знаменитую «Бессмертную партию» [16], – когда на лестнице послышались голоса. Спустя какое-то время в гостиную спустилась дроу, а следом за ней – Лод; и если дроу выглядела вполне прилично, разве что подозрительно сияющей и немного растрёпанной, то выправленная рубашка взлохмаченного колдуна ясно свидетельствовала о том, что они наверху как раз отнюдь не в шахматы играли.
Заметив меня, на всякий случай снова опустившую голову и вжавшуюся поглубже в кресло, парочка осеклась и замолчала. Хотя предполагалось, что я всё равно не пойму, о чём они говорят.
– Йаэя, Лод, – бросила дроу, – ех айтла ас фара.
Кажется, она сказала, что собралась уходить…
– Комду квёльд. – Лод ласково коснулся её щеки.
…а колдун пригласил её прийти вечером…
– Ёхвитах, мун ех кома. – Дроу поцеловала колдуна в губы – коротким поцелуем давно и надёжно законной девушки – и была такова.
…и дроу была очень даже не против.
Наличие у колдуна любовницы меня немного удивило. Злые колдуны обычно не могли похвастаться красотками-возлюбленными (что наверняка отчасти и объясняло их злобность). Но, в конце концов, у нас тут неправильная сказка, а Лод – взрослый мужчина со своими потребностями; и странно было бы предположить, что при дворе дроу, в фэнтези традиционно не славившихся аскетизмом, он не найдёт способа эти потребности удовлетворять.
Посмотрев на фигуры, Лод добродушно вскинул бровь, – и я внезапно осознала, что в его присутствии испытываю куда меньше тревоги, чем раньше. Даже не вскочила с места и, как только дроу ушла, перестала вжиматься в спинку, стараясь сделаться как можно менее заметной.
– Играешь в шахматы? – спросил колдун.
– Уже заканчиваю. – Я торопливо смела фигуры с доски обратно в корзину. – Откуда они у вас?
– Девушка, которая пришла до тебя, рассказала. – Так я и думала. – В Риджии есть похожая игра, называется «скаук», но ваш вариант мне больше нравится. Другие фигуры, другие правила. – Лод следил, как я поднимаюсь из-за стола. – Сыграем как-нибудь?
– Как-нибудь, – согласилась я, проскользнув мимо него по направлению к нашим покоям. Одно важное сведение мой дозор принёс, можно пока и спрятаться обратно в относительно безопасную клетку.
– Снезжана…
Я обернулась. Колдун смотрел на меня, и взгляд его светился лукавством.
– Можешь есть без опаски. И пить лекарства, которые мы для тебя нашли, – сказал он почти ласково. – Ты видела, что может с вами сделать ошейник. Думаешь, после этого нам нужно прибегать к отраве?
Я моргнула. Не сумев быстро сообразить, какой ответ будет правильным, безмолвно склонила голову и, отвернувшись, шмыгнула в комнату.
Мне казалось, что пристальный взгляд колдуна преследует меня, даже когда нас разделила закрытая дверь. Так он знает про еду?.. И почему мне кажется, что он подозревает…
– Явилась! – нервно воскликнула Криста, лежавшая в кровати, но благополучно очнувшаяся. – Я вся извелась!
– Могла выглянуть в гостиную и не изводиться, – сказала я, вглядываясь в лицо сокамерницы. Вид у неё был вполне здоровый, да и недовольство выказывать сил хватало, что о чём-то говорило. Конечно, опыты Лода портили результаты эксперимента… но на покорную жертву под запрещёнными веществами Криста точно не походила.
Что ж, видимо, следующую уготовленную мне тарелку я всё же не оставлю нетронутой. В конце концов, доводы колдуна звучали вполне здраво, а такими темпами я скоро дойду до голодной трясучки, что отрицательно повлияет на мою продуктивность.
– Я вообще больше из этой комнаты не выйду! – Криста злобно покосилась в сторону двери. – Грёбаный колдун! Почему он не остановил меня, хотя видел, что мне плохо?
– Он честно тебя предупредил. И думал, наверное, что ты большая девочка, не страдающая склонностью к мазохизму.
Хотя я знала, почему Лод её не пощадил – помимо того, что его вообще не должно особо волновать наше самочувствие. Именно так и надо воспитывать непослушных детей: не твердить о том, что нельзя касаться раскалённой плиты, а дать разок ткнуть пальцем во включённую конфорку.
– Он сказал, завтра ты отдыхаешь, – добавила я. – И, боюсь, выходить всё-таки придётся, иначе заставят. Но вроде действительно обошлось без серьёзных последствий?
– Это из-за лекарства, – буркнула Криста. – Сначала калечат, потом лечат…
– Какого лекарства?
Девушка выпростала руку из-под одеяла и указала на стол. Кто-то заботливо оставил там наш обед – одна тарелка уже опустела – и две бутылочки тёмного стекла. К горлышкам последних прикрепили пергаментные ярлычки, где аккуратно написали наши имена: на риджийском, естественно.