Мягкий свет лился из приоткрытой двери всего в нескольких футах впереди. Для карточной игры там было чересчур тихо, но открытая дверь свидетельствовала, что вряд ли Сара увидит что-нибудь неприличное.
– Мама! – окликнула девушка, входя в комнату, но матери там не было.
Похоже, ирония сменила имя и теперь ее зовут Хью Прентис.
Сара застыла на пороге и уставилась на мужчину, сидевшего у окна. Позже, воскрешая в памяти каждый кошмарный момент этой встречи, она поняла, что могла бы уйти. Он сидел спиной к двери и не увидел бы ее, не открой она рот.
Но увы…
– Надеюсь, вы удовлетворены, – холодно заметила Сара.
Услышав ее голос, лорд Хью встал. Его движения были скованными. Чтобы подняться, ему пришлось облокотиться на спинку кресла.
– Прошу прощения? – обронил он учтиво, рассматривая ее с выражением, абсолютно лишенным эмоций.
У него хватило наглости не чувствовать неловкость в ее присутствии? Руки Сары сжались в маленькие твердые кулаки.
– Неужели у вас совсем нет стыда?
Прентис удивленно моргнул – единственная реакция, которой она смогла добиться, – и пробормотал:
– Вообще-то это зависит от ситуации.
Сара мысленно перебрала свой репертуар в поисках подходящего выражения женской ярости и выпалила:
– Сэр, вы не джентльмен!
Эти слова наконец привлекли внимание Хью. Зеленые, как трава, глаза встретились с ее взглядом, едва заметно прищурились, и тогда до Сары дошло: он не знал, кто она такая.
– И что теперь?
Он ее не знает. Разрушил ее жизнь, и не знает, кто она!
Ирония, будь проклято твое имя!
Глава 3
Оглядываясь назад, Хью понимал, что молодая женщина, стоявшая перед ним, не в себе: недаром она заявила, что он не джентльмен. Не то чтобы это не было правдой: несмотря на то что старался вести себя как цивилизованный взрослый человек, Хью знал, что вот уже много лет душа его черна как сажа.
Ее фраза: «Сэр, вы не джентльмен!» – была прямым продолжением других: «Надеюсь, вы удовлетворены?» и «Неужели у вас нет стыда?»
Ни один достаточно умный и вменяемый взрослый человек не будет настолько многословен, не говоря уже о банальности выражений. Либо бедняжка чересчур много времени проводила в театре, либо убедила себя, что похожа на персонажа одного из этих ужасных романов, которые в последнее время вошли в моду.
Хью уже вознамерился повернуться и уйти, но, судя по безумным глазам, она могла последовать за ним, а он в последнее время совсем не был самым быстрым и проворным лисом в любой охоте, так что лучше встретить проблему лицом к лицу.
– Вы нездоровы? – спросил он осторожно. – Может, хотите, чтобы я разыскал и привел к вам кого-то?
Она была явно зла, что-то бормотала, заикаясь, а лицо так покраснело, что это было видно даже в тусклом свете настенных бра.
– Вы… вы…
Он незаметно отступил, на случай, если ей придет в голову плеваться: судя по ее виду, осторожность не помешает.
– Может, вам лучше присесть? – предложил Хью, показывая на ближайший диванчик в надежде, что она не попросит помочь ей туда добраться. Его силы были далеко не те, что прежде: в любой момент он мог потерять равновесие.
– Четырнадцать мужчин, – прошипела незнакомка.
Он даже не осмеливался предположить, что она имеет в виду.
– Вы знали это? – Девушка почти кричала, голос ее дрожал. – Четырнадцать!
– А я всего лишь один, – откашлявшись, заметил Хью.
Последовала минута молчания – минута благословенного молчания, – и наконец она заговорила:
– Вы не знаете, кто я, верно?
Хью присмотрелся пристальнее. Девушка показалась знакомой, но, если честно, он ее не помнил. Хью не часто бывал в обществе, а со временем каждое лицо кажется знакомым.
Останься он на балу чуть подольше, узнал бы ее имя, но он пробыл в зале не больше нескольких минут. Лицо Чарлза Данвуди побелело, когда Хью поздравлял его, так что пришлось задаться вопросом, уж не потерял ли он последнего в Лондоне друга.
Все прояснилось, когда Чарлз отвел его в сторону и сообщил, что здесь присутствуют мать и сестра Дэниела Смайт-Смита. Он не попросил Хью удалиться, но оба сознавали, что это необходимо. Хью немедленно откланялся и ретировался. Он причинил этим женщинам достаточно боли, так что присутствие стало бы наглостью с его стороны.
Тем более что танцор из него теперь никудышный.
Как назло, разболелась нога, и проталкиваться сквозь ряды экипажей, чтобы найти кеб, совсем не было сил, поэтому он нашел тихий салон, где надеялся посидеть и отдохнуть в одиночестве.
И вот…
Женщина, нарушившая его уединение, все еще стояла в дверях. Ее ярость была так ощутима, что Хью едва не уверовал в возможность самовозгорания.
– Вы разрушили мою жизнь! – Голос незнакомки больше напоминал шипение.
О чем это она? Он виноват перед Дэниелом Смайт-Смитом и, возможно, его младшей сестрой, но эта мрачная брюнетка явно не Хонория Смайт-Смит. У леди Хонории волосы куда светлее и лицо не столь выразительное, хотя глубочайшие эмоции на лице незнакомки могут быть следствием безумия, а возможно, и пристрастия к алкоголю.
Да, это куда вероятнее! Интересно, сколько бокалов ратафии требуется, чтобы довести до такого состояния женщину весом приблизительно девять стоунов? Хью не знал.
– Сожалею, что расстроил вас, но, боюсь, вы меня с кем-то спутали. Но если я могу чем-то помочь…
Это Хью сказал не потому, что хотел, а потому, что пришлось: она, черт возьми, загородила ему путь, но явно не понимала, что следует посторониться.
– Да, можете, если уберетесь из Лондона! – Ее слова походили на плевки.
Он попытался не застонать. Это становилось утомительным.
– Или из этого мира, – прибавила она ядовито.
– О, ради всего святого! – воскликнул он.
Кто бы она ни была, его терпение лопнуло, и он больше не считал нужным вести себя в ее присутствии как джентльмен!
– Пожалуйста, – поклонился он с подобающим случаю сарказмом, – позвольте мне убить себя по вашему нежному требованию, о, неизвестная женщина, которой я испортил жизнь.
Ее рот сам собой открылся. Вот и хорошо. Она потеряла дар речи.
Наконец-то!
– Буду счастлив исполнить ваше желание, как только уберетесь с дороги!
Его голос поднялся до рыка – по крайней мере, его представления о рыке, – хотя был скорее злобным ворчанием. Он со стуком поставил трость на пустое место слева от нее в надежде убедить ее посторониться.
Ее вздох словно высосал воздух из комнаты, а драматическому возгласу позавидовала бы любая актриса Друри-Лейн.
– Вы мне угрожаете?
– Пока еще нет.
– Не удивлюсь, если попытаетесь.
– Никогда! – заверил он, прищурившись.
Она громко ахнула, продолжая вживаться в роль оскорбленной юной леди.
– Вы, сэр, не джентльмен!
– Это мы уже установили, – отрезал Хью. – А теперь… я голоден, устал и хочу отправиться домой. Вы, однако, загородили мне единственное средство к осуществлению мечты.
Она скрестила руки на груди и выпрямилась.
Хью наклонил голову, оценивая ситуацию.
– Из ситуации, похоже, два выхода: или вы посторонитесь, или мне придется отодвинуть вас с дороги.
– Интересно, как у вас это получится! – фыркнула нахалка.
– Вспомните, я не джентльмен!
– Зато у меня ноги здоровые! – с усмешкой заявила незнакомка.
Он любовно погладил трость:
– У меня есть оружие.
– Я достаточно проворна, чтобы увернуться!
Хью торжествующе улыбнулся:
– Да, но как только вы двинетесь с места, я смогу беспрепятственно уйти. – Он красноречиво покрутил свободной рукой. – Я сразу же уеду, и если на небе есть Бог, никогда больше вас не увижу.
Она не подвинулась, но вроде бы слегка подалась вбок, так что Хью воспользовался возможностью, убрал трость и протиснулся к двери. Ему следовало бы уйти подальше. Но тут она завопила:
– Я точно знаю, кто вы, лорд Хью Прентис!
Он остановился, медленно выдохнул, но не повернулся, а она объявила:
– Я леди Сара Плейнсуорт!
Он в который раз пожалел, что не умеет лучше разбираться в интонациях женских голосов. Было нечто такое в ее тоне, что он не совсем понимал: некоторая запинка, словно у нее вот-вот перехватит горло. Он не знал, что это означает. Но понимал – и для этого не нужно было видеть ее лицо, – чего от него ждут: узнавания. И как бы он ни сожалел, что это имя ему хорошо знакомо, ничего изменить нельзя.