Ей хотелось подбежать к присяжным, пока они еще не произнесли приговор вслух, и сказать: «Погодите! Абрахама Уилсона судили несправедливо! Пожалуйста, назначьте ему другого защитника! Лучшего, чем я».
Но разумеется, было уже слишком поздно. Дженнифер украдкой бросила взгляд на Уилсона. Он был неподвижен как статуя. Теперь она не замечала исходившей от него ненависти. Его переполняло глубочайшее отчаяние. Чем утешить Уилсона?
Слов у нее не нашлось.
– Присяжные вынесли приговор? – спросил судья Уолдман.
– Да, ваша честь.
Судья кивнул. Пристав подошел к председателю жюри, взял у него листок бумаги и вручил судье. Сердце Дженнифер так и рвалось из груди. Она не могла дышать. Ей хотелось остановить это мгновение. Заморозить в вечности.
Судья изучил листочек, после чего медленно обвел глазами зал заседаний. Его взгляд по очереди останавливался на членах жюри, на Роберте Ди Силве, на Дженнифер и, наконец, на Абрахаме Уилсоне.
– Ответчик, встаньте, пожалуйста.
Абрахам поднялся, медленно и устало, словно вся энергия вытекла из него.
Судья снова поднес к глазам бумагу с приговором:
– Жюри присяжных считает Абрахама Уилсона невиновным в совершенном преступлении.
На секунду в зале воцарилось молчание, но дальнейшие слова судьи утонули в поднявшемся реве. Дженнифер, по-трясенная, уставилась на судью, не веря собственным ушам, потом повернулась к Абрахаму. Какое-то мгновение он смотрел на нее злобными маленькими глазками… и вдруг на уродливом лице появилась широкая улыбка. Он сжал Дженнифер своими лапищами, а она попыталась сдержать слезы.
Представители прессы окружили Дженнифер, прося сделать заявление, осыпая ее вопросами.
– Что вы чувствуете сейчас? Каково это – выиграть дело у окружного прокурора?
– Вы с самого начала знали, что все повернется в вашу пользу?
– Что вы сделали бы, если бы Уилсона послали на электрический стул?
Но Дженнифер только молча качала головой. Она не могла заставить себя заговорить с ними. Они явились сюда как на спектакль – посмотреть на человека, обреченного на смерть. Если бы приговор оказался другим… но нет, она не могла думать об этом.
Дженнифер стала собирать бумаги и складывать в портфель.
К ней подошел пристав:
– Судья Уолдман хочет видеть вас в своем кабинете, мисс Паркер.
Она совершенно забыла, что ее ждало наказание за неуважение к суду, но теперь это казалось неважным. Единст-венное, что имело значение, – оправдательный приговор Абрахаму Уилсону. Это она спасла ему жизнь!
Дженнифер посмотрела в сторону прокурорского стола. Ди Силва яростно заталкивал бумаги в портфель, отчитывая кого-то из помощников. Он поймал взгляд Дженнифер, и то, что она прочла в его глазах, не требовало расшифровки.
Когда Дженнифер вошла, судья Лоуренс Уолдман сидел за письменным столом.
– Садитесь, мисс Паркер, – коротко велел он.
Дженнифер послушно села.
– Я не позволю ни вам, ни кому-то другому превращать мой зал заседаний в арену для цирковых представлений.
Дженнифер вспыхнула:
– Я нечаянно оступилась. Я не хотела…
– Прошу вас, избавьте меня… – поднял руку судья.
Дженнифер плотно сжала губы.
Судья подался вперед.
– Еще одно, чего я не потерплю в суде, – это наг-лость.
Дженнифер молча, настороженно наблюдала за ним.
– Сегодня днем вы перешли все границы. Понимаю, избыточное рвение было вызвано стремлением спасти жизнь человеку. Только поэтому я решил не наказывать вас за неуважение к суду.
– Спасибо, ваша честь, – выдавила Дженнифер.
Лицо судьи было бесстрастно.
– Когда очередной процесс заканчивается, – добавил он, – у меня появляется ощущение, действительно ли восторжествовало правосудие или нет. В этом случае, откровенно говоря, я ни в чем не уверен.
Дженнифер смотрела на него, ожидая продолжения.
– Это все, мисс Паркер.
Дженнифер Паркер вновь стала героиней вечерних изданий газет и новостных телеканалов. Только на этот раз ее превозносили. Она превратилась в Давида юрис-пруденции, свалившего с ног Голиафа. Снимки Дженнифер, Уилсона и Ди Силвы украшали первые страницы газет и журналов. Дженнифер жадно поглощала каждое слово репортажей, словно пробовала на вкус. Как сладка победа после пережитого позора!
Кен повел ее на ужин в «Улучо», чтобы отпраздновать великое событие, и там ее узнали не только метрдотель, но и посетители. Незнакомые люди называли ее по имени и по-здравляли. Головокружительный успех!
– Ну и каково это – быть знаменитостью? – ухмыльнулся Кен.
– Я… потрясена.
Кто-то прислал бутылку вина на их стол.
– Мне не нужно спиртного, – проронила Дженнифер. – Кажется, я уже пьяна.
Но она так хотела пить, что залпом осушила три бокала вина, пока обсуждала с Кеном детали процесса.
– Я жутко боялась. Знаешь ли ты, что это такое – держать чью-то жизнь в своих руках? Все равно что играть роль Бога. Разве можно придумать что-то страшнее? Я приехала из Келсо… нельзя ли заказать еще бутылку?
– Все, что угодно.
Кен устроил целое пиршество, но Дженнифер была слишком взволнована, чтобы есть.
– Знаешь, что Уилсон сказал мне при первой встрече? Посоветовал попробовать влезть в его шкуру, а сам он готов влезть в мою, и тогда мы потрындим о ненависти. Кен, сегодня я была в его шкуре. И мне казалось, что присяжные намерены приговорить меня. Чувствовала себя как перед казнью. И сейчас я люблю Абрахама Уилсона. Можно мне еще вина?
– Ты ничего не ешь.
– Я пить хочу.
Кен с тревогой наблюдал, как Дженнифер наполняет и осушает бокал за бокалом.
– Полегче, детка.
Она жизнерадостно отмахнулась.
– Это калифорнийское вино. Чуть крепче воды. – Дженнифер сделала большой глоток. – Ты мой лучший друг. А тебе известно, кто мой первый враг? Великий Роберт Ди Слива. Ди Сивла.
– Ди Силва.
– Он ненавидит меня. Видел его лицо сегодня? О-о, он просто взбесился. Пообещал выгнать меня из суда. Но у него ничего не вышло, верно?
– Верно, он…
– Знаешь, что я думаю? Знаешь, о чем я действительно думаю?
– Я…
– Ди Силва считает, что я Ахав, а он – белый кит.
– Думаю, все наоборот.
– Спасибо, Кен. Я всегда могу на тебя рассчитывать. Разопьем еще бутылочку?
– Не считаешь, что с тебя достаточно?
– Киты всегда хотят пить, – хихикнула Дженнифер. – А я большой старый белый кит. Я говорила тебе, что люблю Абрахама Уилсона? Я смотрела в его глаза, Кен, друг мой: он прекрасен. Прекраснее мужчины я не знаю. А ты когда-нибудь смотрел в глаза Ди Силвы? О-о! Такие холодные! Он настоящий айсберг! Но человек неплохой. Я говорила тебе об Ахаве и большом белом ките?
– Говорила.
– Я люблю старика Ахава. Люблю всех. И ты знаешь п'чему, Кен? Птму чт' Абрахам Уилсон сегодня жив. Он жив, а мы закажем еще бутылочку…
Было уже два часа ночи, когда Кен отвез Дженнифер домой, помог подняться на четвертый этаж, в ее крохотную квартирку, после чего едва отдышался.
– Знаешь, – пробормотал он, – это вино сильно на меня подействовало.
Дженнифер с жалостью посмотрела на него:
– Людям, которые в два счета пьянеют, не следует пить.
С этими словами она отрубилась напрочь.
Очнулась Дженнифер от пронзительного телефонного звонка и осторожно потянулась к трубке. Но даже самое легкое движение посылало взрывы боли по каждому нервному окончанию в ее теле.
– 'лло…
– Дженнифер, это Кен.
– Пр'вет, Кен.
– У тебя ужасный голос. Ты нормально себя чувст-вуешь?
Она немного подумала.
– Не совсем. Который час?
– Почти полдень. Тебе лучше приехать. Тут черт-те что творится.
– Кен… кажется, я умираю.
– Послушай меня. Встань с постели… медленно… прими две таблетки аспирина, прими холодный душ, выпей чашку горячего черного кофе и, возможно, останешься жива.
Дженнифер действительно стало немного легче. Не со-всем хорошо, но лучше. Час спустя она появилась в офисе. Оба телефона разрывались от звонков.
– Это тебя, – ухмыльнулся Кен. – Ни на секунду не замолкают. Тебе нужен коммутатор!