– Что же у них было общего?
Евдокия стиснула губы. Видно было, что она в замешательстве – обронила, сама того не желая, обрывок сплетни.
– Простите… – в комнату вошла женщина, одетая в платье цвета шубки молодой мыши. – Евдокия Семеновна, там молоко привезли. Сами расплатитесь или мне доверите?
– Сама бидоны приму, – хозяйка приюта обрадовалась поводу прекратить беседу, – вот только гостью к воротам провожу.
Мы молча дошли до двери.
– Спасибо за помощь, – язвительно проронила я, выходя на крыльцо.
– Вроде я ничего не сделала, – равнодушно вымолвила Евдокия.
– И тем самым помогли настоящему убийце, – сердито сказала я, – человеку, который убил Мишу и свалил преступление на Татьяну. Он теперь, после того как почти до смерти избил Привалову, спокойно сидит у телевизора, а Таня, может, и не выживет. Повезло бедной девушке!
Евдокия опустила глаза в пол.
– Прощайте, доброго вам пути.
– А вам душевного спокойствия в момент очередной молитвы, – пожелала я и вышла на улицу.
– Евлампия… – тихо окликнула меня Евдокия.
Я обернулась.
– Да?
– Татьяна хороший человек, – еле слышно произнесла Евдокия, – она не могла никого убить. Не видела я в ней озлобленности и ярости темной не ощущала.
– Вы что‑то знаете! – обрадовалась я. – Расскажите, пожалуйста.
Евдокия привычно поправила платок.
– Сплетен не люблю, люди дурное болтают и врут много. Небось вы к Надежде собрались?
– Угадали, – подтвердила я.
– От нее вы лишь ругань услышите, – посетовала Евдокия. – Ни слова правды не скажет, ненавидела она Ирину! Ох, как злобилась, по сию пору ее имени слышать не может.
– Почему? – оживилась я.
Евдокия неожиданно вынула из кармана платья дешевый мобильный.
– Ступайте на улицу Весеннюю, в двенадцатый дом. Там живет Серафима Буравкина. Позвоню ей, предупрежу, что придете. Фиме можно говорить, а меня положение молчать обязывает.
Не веря своей удаче, я, спрашивая у редких прохожих дорогу, поторопилась в центр Казакова и без всяких приключений добралась до небольшого, покосившегося на один бок дома из темных, почти черных бревен.
– Не скребись, входи смело! – закричали из глубины избы, когда я постучала в щелястую дверь. – Туфли скинь и ступай без стеснения.
Серафима могла служить примером для многих хозяек. В отличие от неряхи Тамары Макеевой, у которой даже гадальные карты были покрыты слоем грязи, Буравкина содержала дом в идеальной чистоте.
– Звонила мне Евдокия, – объявила старушка, – велела тебе кой‑чего рассказать. Меня зови бабой Симой. Ты Евлампия?
Я кивнула.
– Танькой Приваловой интересуешься? – сразу приступила к сути вопроса бабушка. – Хорошая девочка, да родители ей достались неладные. Ирка без головы жила. Такое учудила!
– Что именно? – не сдержала я любопытства.
Баба Сима нахмурилась.
– Народ болтал разное, а дыма без огня не бывает. Хотя виноватить его нельзя – он тоже человек, не справился с вожделением. Не самый страшный грех, его надо прощать мужикам. Слабые они.
– Пожалуйста, попонятнее, – взмолилась я.
Баба Сима подняла указательный палец.
– Сплетни перескажу, а уж есть в них правда или нет – сама решай.
Я вцепилась пальцами в край стола и закивала, словно китайский болванчик. Старушка вытерла рот носовым платком и начала излагать стародавнюю историю…
Местный священник, отец Иоанн, был замечательным человеком – не жалея себя, помогал прихожанам, поддерживал их в беде, радовался на свадьбах и крестинах.