Я попыталась утешить горемыку:
– Спокойно, сейчас сделаем лучшую на свете Барби.
– Из чего? – взвилась девочка. – У куклы должно быть шикарное платье, и волосы на голове, и обувь, и драгоценности!
– Завтра прямо с утра поеду в магазин и…
– Лампа, – остановила меня Лизавета, – утром поделку надо сдавать!
Я испустила горький вздох. Почему бы девочке не начать нервничать вчера? У нас бы тогда имелся в запасе целый день. Вот только делать замечание впавшей в истерику Лизе бессмысленное дело, надо постараться ей помочь. Но мне в голову, как назло, не приходило ни одной конструктивной мысли.
– Чего ревешь? – заорал Кирюша, всовываясь в столовую. – Опять из‑за Ромки Воскобойникова сопли развесила?
– Дурак! – вспыхнула Лиза и убежала, не забыв по дороге пнуть его по коленке.
– Ой! – взвыл Кирик. – Лампудель, ты видела? Она меня лягнула! Со всей добротой! Вот меня бы за такое ты отругала! Почему Лизке все разрешают?
– Кто такой Роман Воскобойников? – спросила я.
Кирюшка захихикал.
– Идиот из параллельного класса, весь такой гламурный, с маникюром. Лизка по нему страдает, но никаких шансов у нее нет. Воскобойников только с теми дружит, кто чем‑то выделился, типа звездой стал, на простых он не смотрит.
Я села в кресло.
– Теперь понятно.
– Что? – спросил мальчик.
Узнав о желании Лизаветы сшить самую красивую куклу, Кирюшка презрительно фыркнул:
– Вот дура! Ну глянет на нее Воскобойников разок, и чего?
– Мы с тобой понимаем глупость происходящего, – согласилась я, – а Лизе очень горько.
– Ну так сделай ей игрушку, – предложил Кирик.
– Подходящих заготовок под рукой нет, а магазины закрыты. Да и не настолько я умелая, чтобы за короткий срок сшить шедевр, – пришлось признаться мне.
– Погоди! – подпрыгнул Кирюша. – Есть гениальная идея. Не шевелись, никуда не уходи.
Я послушно осталась сидеть в кресле. Не прошло и пяти минут, как мальчик, весело напевая, примчался назад и сунул мне деревянного человечка высотой примерно тридцать сантиметров.
– Откуда он у тебя? – спросила я, разглядывая фигурку: голова без лица и волос, овальное туловище, руки‑ноги прикреплены к нему на шарнирах.
– Кто‑то подарил, – сообщил Кирик, – полно идиотов, обожающих выпендриваться. Статуй называется «Человек свободный». Подойдет?
– Он очень страшный, – поежилась я. – Без глаз, носа, рта… И одежды нет…
– Ну ё‑моё! – подпрыгнул Кирюша. – Основа имеется, нарядить урода легко.
– Во что? Где взять платье? – приуныла я.
Кирюша закусил нижнюю губу. Потом вдруг заорал:
– Знаю!
– Тише, – шикнула я, – все спят.
Из чистой вредности мальчик решил поспорить:
– Лизка в комнате ревет.
– Если разбудим Сережку, он так заревет, что мало не покажется, – отбила я подачу.
– Помнишь, тетя Лена Гусева оставляла здесь зимой своего чи‑хуа‑хуа? – чуть понизил голос мальчик.
– Вредное животное… – содрогнулась я. – И кличка у него с претензией – Виконт. От еды «аристократ» отказывался, пришлось чуть ли не на коленях стоять и упрашивать капризника слопать ложечку за общее здоровье.
– А еще тетя Лена приволокла тогда чемодан псовой одежды, – заговорщицки шептал Кирик.