Требуемая строгость изложения выдерживается на третьем уровне — уровне – прочтения собственно текста работы. Это прочтение, по сути, определяется впечатлениями, полученными на первых двух уровнях, и может быть выборочным или сплошным. Но и в том и в другом случае читатель получает то, что он хочет и что в зависимости от степени и ориентированности своей подготовки может извлечь из работы. Читатель может ограничиться знакомством с работой на любом из этих уровней и быть уверенным, что имеет представление об ее содержании и выдвигаемых в ней идеях (может быть, он вернется к ним когда-нибудь в будущем). Еще более кратко, чем аннотации идей, выражают основную идею соответствующей тематической главы эпиграфы к главам – по сути «аннотации аннотаций». Зачастую в эпиграфах при глубоком осмысливании при их очень ограниченном объеме содержится все то, что говорится в целой главе.
ВТОРАЯ ПРОБЛЕМА, которую автору приходится решать в работе одновременно с проблемой организации текста, это проблема языка. Проблема языка существует независимо от сложности структуры объекта исследования, но очень сильно определяется новизной выдвигаемых в работе идей. При этом при исследовании СС-объекта ее решение значительно усложняется, поскольку при осознании этих идей возникает много сложных понятийных сочетаний, выражение смыслового содержания которых в словесной форме затруднено, особенно в русском языке, который проигрывает ряду европейских языков в строгости, но значительно более адекватен для выражения полутонов и оттенков, скажем в поэтических образах.
Проблема языка в начале и в середине процесса «написания» работы казалась автору сначала достаточно важной, потом очень важной, но преодолимой, а потом – практически непреодолимой, но позволяющей в определенной мере ослабить ее влияние на текст работы с помощью дополнительных приемов, что он и попытался сделать. «Корни», из которых вырастает «проблема языка» очень адекватно определяет высказывание известного лингвиста В. Гумбольдта, использованное автором в качестве одного из эпиграфов к главе «Язык»: «Тем самым актом, которым человек создает себе язык, он отдает себя в его власть». И в этой власти – по сути, ДИКТАТУРЕ – языка и беспомощности перед нею человека и заключается проблема языка. Власть языка поистине безгранична – язык – это тоже часть «живого», которое живет и развивается по свои собственным законам, как не парадоксально на первый взгляд это звучит, ведь многие ученые-лингвисты, особенно наделенные административной властью, самонадеянно пытаются «командовать» языком (Так, в одну из таких «реформ» языка то ли в 50-х, то ли в 60-х годах в академическую грамматику было введено распоряжение, что надо писать «заец», а не «заяц», которое, конечно, так и не прижилось). Нужно хорошо понимать, что мы можем пытаться в наших научных трудах в какой-то степени ослабить воздействие живой системы языка, но в основном вынуждены принять его как «данность» и пытаться не переделать его, а доразвить в нужных нам направлениях.
Суть языковой проблемы подробно раскрывается в главе VII «Принципы упорности познания» и в главе VIII «Язык», но ряд основополагающих тезисов из нее следует высказать уже сейчас, потому что позитивно/негативное влияние языка будет сказываться уже с первых глав работы и читателю, надо будет понимать эти трудности.
Суть проблемы хорошо сформулировал известный физик Н. Бор в речи о единстве знаний, произнесенной теперь уже в далеком – 1954 году {5}: «Нашим основным орудием является, конечно, обычный язык, который удовлетворяет нужды обыденной жизни и общественных отношений. Мы не будем здесь заниматься происхождением такого языка, нас интересуют его возможности в научных сообщениях и в особенности проблема сохранения объективности при описании опыта, вырастающего за пределы событий повседневной жизни. Главное, что нужно ясно представить, это то, что всякое новое знание является нам в оболочке старых понятий, приспособленной для объяснения прошлого опыта, и что всякая такая оболочка может оказаться узкой для того, чтобы включить в себя новый опыт» [подчеркивания наши Е.К.].
Употребляя термин «объективность» Бор имел в виду необходимость одинаковой и однозначной интерпретации текста всеми пользователями этим текстом (в противоположность субъективному пониманию). Именно Н. Бор и многие другие «новые физики», первые среди ученых столкнулись с этой проблемой, поскольку они создавали и должны были формулировать качественно новое знание, для выражения которого у человечества не было не только каких-то «развивающих» слов, а средств языкового выражения новых понятий, на базе которых могло бы возводиться здание «новой физики». А язык…, язык сопротивлялся этому «насилию» над собой, поскольку он уже сформировался для выражения другого (!) содержания.
Исследование Жизни еще более сложная для языкового описания проблема, чем проблемы «новой физики». В языковом смысле она значительно труднее для выражения и описания знаний, чем «новая физика», потому, что «новая» физика, – это область, очень удаленная от обыденной жизни. На ее понимание претендует очень узкий круг специалистов, а еще меньшее их число занимается исследованиями в этой области. Всем остальным – подавляющему большинству (в том числе и «высокоинтеллектуальному» большинству) – как говорится «глубоко наплевать» на то, что «они там» исследуют и зачем «они» это делают. А из этого небольшого круга только еще более узкому кругу специалистов «требуется» освоить новые понятия и перейти на новый язык, но это специалисты-профессионалы, глубоко разбирающиеся в тематике, глубоко интересующиеся данной проблемой и готовые «платить» за адекватное понимание содержания текста любую цену. Исследование же Мироздания – это исследование жизни, неотделимой от обыденной жизни. И интересуется этими проблемами очень широкий круг людей – обычных людей с «обычными» знаниями. И им хочется, чтобы с ними говорили на обыденном языке. И естественно, они считают, что если этого не происходит, то это вина автора – значит, он просто не смог объясниться на простом, доступном и обыденном языке.
А «виной» всему является то, что исследование новых научных областей происходит не на голом месте, а опирается на весь предшествующий опыт человечества, уже отраженный в языке и прочно занявший в нём место хозяина. И этот опыт, и отражающий его язык, очень часто противоречат тем знаниям, которые получает человек, вторгаясь в новую область исследований. Термины языка, сформировавшиеся на основе старого опыта «перемешиваются» с новыми терминами и создают невообразимую неразбериху. Термины воцаряются над значениями терминов – автор назвал это ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИМ ФЕТИШИЗМОМ3, подчеркнув тем самым, что термин – простое (причем любое!) сочетание букв полностью воцаряется над его значением – содержанием, которое он выражает, и выступает в качестве фетиша – неодушевленного и пустого идола. Люди используют одни и те же термины, но подразумевают совершенно разные, иногда несовместимые вещи. Так автор, исследуя этот вопрос в области так называемого объектно-ориентированного программирования, обнаружил четырнадцать (!) разных интерпретаций термина «объект» (центрального понятия метода!), в том числе противоречащих друг другу.
Причина сказанного полностью понятна и объяснима. Все происходит из-за нарушения основного закона построения языка. Этот закон ТРЕБУЕТ, чтобы сначала определялось и четко ОТграничивалось от всего остального определенное содержание-понятие и ТОЛЬКО ПОСЛЕ ЭТОГО оно обозначалось бы соответствующим термином. При этом в качестве термина может быть выбран любой материальный знак. А что можно поделать, если все «уже состоялось» – и термин есть, и все используют этот термин, и значение у него есть, да еще не одно, а много!