Пётр встал на колени и начал беззвучно молиться. Тоже сделал и я. У меня нет никакой определенной церемонии молитвы. Наверное, у всех так же. Хотя, рассматривая молящихся в храме, можно увидеть тех, кто рапортует обо всем содеянном и просит благодарности от святых за свои деяния. Другой – признается как перед прокурором. Третий – так же ловчит, как перед дознавателем или перед родственниками тех, кого он обидел. Четвертые – молчат, не имея морального права обременять Всевышнего своими просьбами и мольбами. Пятые – просто разговаривают с теми, кому они молятся и обсуждают с ними свои проблемы, не прося для себя милостей, а только совета, как поступить в том или ином случае. К тем, пятым, отношусь и я.
Я стоял перед столбами и мысленно представлял всю эту церемонию, которую многократно видел в исполнении актеров различных киностудий и представлял, что все было проще и низменнее. И столбы эти не такие высокие, и расстояние от толпы до казнимого не такое уж большое.
Так всегда бывает, когда едешь посмотреть на какое-то чудо света, воспетое в стихах и красках и сфотографированное с таких ракурсов, что человек на снимках кажется пигмеем. А приезжаешь, смотришь и только чувство разочарования от этого чуда. Здесь же все по-другому. Высота столба примерно два с половиной человеческих роста, то есть около четырех метров. Перекладина в размах руки, то есть в человеческий рост, примерно метр шестьдесят. В то время люди были невысокого роста.
Здесь же на месте казни четко представляешь человеческую злобу, обрушившуюся на праведника по воле толпы, которая из двух зол выбрала самую меньшую. И начальники этих людей всё сделали чужими руками. Типа, мы, мол, здесь ни при чём.
А если представить, что Понтий Пилат взял бы и сказал:
– Я отпускаю Иешуа а-Ноцри, невиновен он!
Что бы тогда было? Было бы одной религиозной сектой больше, и мало бы кто уверовал в то, что Учитель был сын Божий, и что именно к нему спустился Дух божий, указав на него Иоанну Крестителю. Да мало ли что. Если религия не обслуживает власть, то она погибает. Вот и получается, что религия есть идеологическое воплощение существующей власти, а Пилат действовал по воле Бога.
Глас Божий
– Да, ты прав, – сказал кто-то надо мной, – каждая религия, как и политическая партия, ведет к власти. Иначе, зачем людям собираться вместе и исповедовать взгляды, которые отличаются от тех, что поддерживаются существующей властью. Не зря же на табличке надо мной написали «Иисус Назорей Царь Иудейский». И Пилат сказал фарисеям: я написал то, что я написал. Но и они ошиблись. А вот ты знаешь, сколько есть царств христианских?
Все познается в сравнении. Сначала Господь призвал Моисея и дал ему слово божье в скрижалях написанное. И стала монополия на слово Божье. И погряз весь мир в смертных грехах. Ни моры, ни потопы не смогли очистить род человеческий от грехов. Тогда послан был я, чтобы искупить все грехи. И что увидел Господь не земле? Многобожие Рима и гордыня веры Моисеевой. И еще были посланы пророки Магомет и Будда, чтобы народ весь был к близкой ему религии пристроен, чтобы славил её, привлекал близких людей, и чтобы правил он в отведённых ему частях света. Все религии должны уравновешивать себя, потому что при нарушении равновесия начнется Апокалипсис, перед которым Всемирный потоп это детский уголок в парке водных аттракционов.
Это я говорю не только тебе, но и Петру. Дай ему знания, чтобы он усердие в вопросах веры не превращал в межрелигиозную рознь. Не гневите Отца нашего.
Я поднял голову и не увидел никого, только ощущался неуловимый запах ладана. Я посмотрел на Петра. Он тоже изумленно смотрел на меня.
– Ты все понял? – спросил я его.
Пётр утвердительно кивнул мне головой:
– Я не думал, что ты такой великий человек. Учитель являлся только Марии из Магдалы и нам, когда мы оплакивали его. И еще тебе. На меня он даже не посмотрел, но говорил так, чтобы я прислушивался к тебе. Говори, что нужно делать.
– Поедем со мной в Рим, – сказал я, – будешь делать этот город христианской столицей мира.
Как всё просто. Да, так всё просто. Всё самое сложное является самым простым. Один древний исторический персонаж, кстати, проживавший в Риме, о самом сложном деле говорил просто – veni, vidi, vici (пришел, увидел, победил).
Что-то мне подсказывало, что именно апостол Пётр поможет мне выбраться в свое время. Как? Я не знаю, но что-то нужно было делать. Научного объяснения моего нахождения здесь нет. Следовательно, если нет научного объяснения, то нужно искать божественное. И я что-то нашел, хотя, снова уточню, я не видел явления ко мне Иисуса, только слышал его голос в своем сознании. Зато это все видел Пётр и подтвердил, что всё это было со мной. Если бы он это не видел и не слышал, как бы он мог подтвердить то, что видел и чувствовал я? То-то и оно.
Официальные лица Иерусалима устроили для меня экскурсию по городу. А что там, собственно говоря, смотреть? В современном Иерусалиме еще что-то можно было смотреть, а пока Иерусалим всего лишь небольшой городишко без достопримечательностей. Это уже потом начнется антиримское восстание. Потом Рим снова вернет протекторат над Иерусалимом. Затем христиане потеснят иудеев, потом придут мусульмане, потеснят тех и других, а потом… Если хотите поподробнее, что было потом, то литературы по этому поводу написано очень много. Я же собирался возвращаться в Рим и наносил прощальные визиты.
Пётр стал сотрудником моей туристической экспедиции, но для всех он был наёмным работником-проводником нашей группы. Он очень быстро сошелся со всеми слугами и рабами и стал у них комиссаром, призывающим стойко переносить все тяготы и лишения рабской жизни.
Помимо человеческого участия, Пётр вел и религиозную пропаганду. Я видел, как депутат вместе с ним крестился и читал на латыни молитвы, а Талии вообще души в нем не чаяли.
В одно прекрасное утро Пётр и Талии исчезли. Слуги сказали, что они ушли погулять по городу. Ушли так ушли, проголодаются и к обеду вернутся. Но они вернулись только поздно вечером. Женщины были очень задумчивые, и я с некоторым подозрением смотрел на них и на апостола. Неужели Пётр показывал им свою мужскую силу, сохраненную в постоянных молитвах и проповеднической работе?
Завесу тайны приоткрыл сам Пётр и то только для меня. Он рассказал, что водил женщин на реку Иордан и там крестил их, назвав одну Анастасией, а другую Феодорой.
Все правильно. Начинать нужно с себя и со своего окружения.
Обратный путь не изобиловал приключениями. Всё шло своим чередом. Дневной переход с привалами на принятие пищи и отдых, ночевки и снова дневные переходы. Затем ожидание попутного судна. Морской переход и вот она Остия, откуда рукой подать до Рима.
Мои помощники, а теперь уже полные владельцы бизнеса и официальные граждане Рима меня ждали.
– Нам спокойнее, когда ты рядом, – в один голос говорили Птолемей-Толик и Петроний, пожимая мне руки.
Я тоже был рад их видеть, соскучившись по энергичным ребятам, которые действительно являются отличными исполнителями, но руководители из них весьма посредственные. Так часто бывает. Двигаешь человека вперед, и он на любом уровне будет на высоте, но только на второй роли.
Петра я определил на жительство в рабочую инсулу. Он там жил всего одну неделю, а потом римские христиане взяли его на свое содержание и предоставили ему место для проживания рядом с ними.
– Пётр, изложи свои мысли об Учителе и передай рукопись мне, а я сделаю так, что таких рукописей будет много, и они смогут дойти до всех, стать настольными книгами у просвещенных людей и кандидатов в христианство, – предложил я.