И за фигом секте Катю искать?
– Мы между собой театр сектой зовем, для прикола. Иногда Катьку подкалываем, ну, типа, дочь сектантки. Это хохма, – сказал Сергей.
– Затем Катя вышла и про больницу рассказала, – перебила парнишку Соня, – и все. Теперь у нее телефон выключен.
Сев в машину, я первым делом позвонила Николаю Рябцеву, подчиненному Дегтярева, и спросила:
– Коленька, как дела?
– Ох, не к добру твой интерес, – настороженно ответил Николай. – Сразу говори, во что влипла?
– Нужна небольшая консультация, – продолжила я, – если исчезла семья, мама и дочка, и родственников у них нет, может ближайшая подруга подать в ОВД заявление об исчезновении?
– Насколько я знаю, такую бумагу примут исключительно от близких людей по истечении установленного срока, – оттарабанил Николай. – А кто пропал?
Я вкратце изложила ему ситуацию, Рябцев поскучнел.
– Не гони волну. Вероятно, сегодня вечером твоя Соловьева домой припрет. Загуляла с любовником.
– Она не из бесшабашных особ, – вступилась за Иру я.
– А потом мужика повстречала и башку потеряла. Сколько я таких случаев знаю, – загудел Николай. – Не зря про три дня придумано, девяносто процентов «пропавших» в пятницу вечером в воскресенье домой приходят и ну каяться, рассказывать, где гуляли.
– Катю вызвали из школы, – напомнила я, – попросили приехать на площадь у Курского вокзала. Место выбрано не случайно, там толчея, легко затеряться, бесполезно расспрашивать про девочку, никто ее не запомнил.
Николай зашуршал какими‑то бумажками.
– Хочешь, дам тебе телефон Юрки Бондарева? Он спец по розыску. Наш отдел этим не занимается. Могу ему звякнуть, сказать о тебе, хотя, полагаю, он о дегтяревской подруге наслышан, отнесется к тебе с полнейшим пониманием. Как там, кстати, Александр Михайлович?
– Нормально, – вздохнула я, – ловит свою рыбу и счастлив. Сам знаешь, два раза в год посидеть неделю с удочкой на берегу, где не берет мобильный, для полковника святое. Вернется через пять дней.
– Записывай номер Бондарева, – деловито сказал Николай.
– Спасибо, не надо, – угрюмо ответила я и положила трубку на пассажирское сиденье.
Ничего нового я не услышала. Очень хорошо знаю, как в милиции не любят брать заявления о пропаже людей. Нет, если из коляски, оставленной глупой мамашей, исчезнет младенец, тут милиция кинется на поиски. Всем понятно, крошечный ребенок сам не удерет. Хотя бывают варианты. Несколько лет назад Юра Бондарев, которого я, кстати, отлично знаю, занимался поисками месячного крошки. Мать новорожденного, студентка, вроде ее звали Изабелла, пошла с сыночком в детскую поликлинику. Народу перед кабинетами оказалась тьма, Изабелла через час захотела в туалет, но как пойти туда, имея на руках сверток с ребенком? Вот она и решила положить сына в коляску. В поликлинику нельзя ввозить «экипаж», все они остаются у дверей. Изабелла выскочила во двор, положила кулек в коляску и помчалась в санузел. А когда она вернулась, наследник испарился.
Сначала мать перетрясла все пеленки и даже заглянула под матрасик, потом спросила у нянечки, которая сидела в гардеробе:
– Здесь малыш не проходил?
– У нас грудничковый день, – удивилась тетка, – тех, кто научился самостоятельно передвигаться, не принимают.
Только после этих слов Изабелла сообразила: ребенка украли. Поднялась суматоха, сначала сотрудники клиники сами искали грудничка, затем кто‑то догадался позвонить профессионалам. У Бондаренко на тот момент только‑только родилась дочка, поэтому Юра воспринял этот случай как личное горе и развел бешеную активность.