– Что «ну»?
Надя оперлась ладонью о пол, встала, вымыла руки, села на табуретку и зашептала:
– Ты меня не поймешь.
– Попробую, если попытаешься объяснить, – парировала я.
– Разве это честно, что Нинке мой жених достался? – прохныкала Надя.
– Ты сама парню неверный телефон дала, – напомнила я.
Надя шмыгнула носом.
– Глупо получилось. Вадик выглядел при первой встрече нищим – одежда изношенная, корзинка старая. Вот я и подумала: пусть катится подальше…
Я молча слушала алчную Надюшу. Сказки – ложь, да в них намек, добрым людям всем урок! Ведь наверняка Надя читала в детстве про девушек, которые, встретив в лесу убогую бабушку или дедушку‑оборванца, не отворачивались с презрением от стариков, а делились с ними куском хлеба. Потом – опля! – старики оборачивались волшебниками и одаривали добрую девушку и богатством, и женихом‑царевичем. Зло наказуемо, а добро вознаграждается – вот основная мысль большинства народных сказаний. Да только не все люди усваивают простую истину.
Надюша отвергла убого одетого парня, а тот оказался психологом‑фэншуистом, москвичом с хорошей квартирой и достался ее сестре. Измучившись от жизни с Семеном и Галей, Надя решила восстановить справедливость, приготовила настойку дурман‑травы и поехала в Москву. Но убивать Нину она не собиралась.
– Я ж не дура! – канючила сейчас Надя. – Вдруг полиция что‑то заподозрит, меня поймают, посадят в тюрьму? У меня был совсем другой план.
В небольших дозах дурман приводит к вспышкам немотивированной злости. Надя отлично знала, что у Нины взрывной темперамент, она кричит по любому поводу и даже может распустить руки. Изредка наезжая в столицу, она видела: сестра явно полагает, что тихий, интеллигентный, совершенно лишенный агрессивности Вадик полностью ею порабощен. Нина совершила классическую ошибку замужних женщин – вскоре после свадьбы перестала заботиться о супруге, постоянно повышала на него голос, требовала больше зарабатывать, сама распоряжалась семейной кассой и считала Вадима мямлей, не способным на решительные перемены в жизни, мол, никуда муженек от женушки‑рабовладелицы не денется.
А внимательная Надя замечала, как порой кривятся губы Вадима, ловила в его взгляде недовольство и поняла: если около Вадима появится ласковая, понимающая, заботливая женщина, то вполне возможна рокировка цариц в замке Сперанского. А потому надумала выпихнуть сестрицу из насиженного гнездышка. Но Вадик оказался крайне порядочным человеком, продолжал терпеть хамство Нины. Наде стало ясно, что сестричка еще не довела мужа до крайней точки, а значит, нужно ускорить этот процесс. Если капать Ниночке в еду настойку дурмана, та начнет себя вести более агрессивно, буйствовать, говорить супругу гадости. В такой ситуации даже у буддистского монаха иссяк бы запас терпения. И кто подставит Вадиму в трудный момент плечо? Кто его поддержит, похвалит, утешит? Кто защитит от вконец распоясавшейся хулиганки? Ответ очевиден: Надюша.
– Мне и в голову не могло прийти лишить жизни родную сестру, – причитала Надя, – просто я хотела вернуть все на свои места. Мне Вадика – Нинке развод. Дурман был нужен, чтобы спровоцировать у нее жуткие истерики. И я настойку ни разу не использовала. Если ты отливала из пузырька, должна была видеть – тот наполнен под горлышко. Кстати, знаешь, убить врага неинтересно. Мне было бы намного приятнее, если бы подлая Нинка увидела, как нам с Вадиком хорошо, измучилась от ревности, мебель стала бы грызть от злости, поняв, чего по своей хамской глупости лишилась. Вот это был бы кайф – пройти мимо нее под руку с Вадюшей и знать, что сестру натурально крючит, печень у нее в пыль от разлившейся желчи рассыпается. А если она в гроб ляжет, ни малейшего удовольствия я не получу: ведь покойница ничего не узнает, не обзавидуется, не порыдает.