Лишь когда каменный, с центнер весом, кулак взлетел в убийственном взмахе, Николай очнулся. И еле успел отскочить в сторону под громовой рев гиганта. Так, разве что тише, воскликнул бы человек, не попав тряпкой по мухе. Укрывшись за изваянием Будды, Николай мог разглядеть в полумраке все остальные статуи. Они сидели, стояли, толпились вокруг, как зрители в ожидании казни.
Кулак Ареса, чудом не разлетевшись вдребезги, одним движением снес каменную голову с плеч в попытке достать Николая. Обезглавленный Будда качнулся, будто стремясь вернуть смещенный центр тяжести. Стуча зубами от ужаса, еле осознавая, что делает, Николай всем телом толкнул потерявшую равновесие статую под ноги богу войны.
В ярости Арес рванулся навстречу, и это усилило эффект столкновения. Обломки разбитых колоссов крушили стены, полы, скульптуры; увесистый камень рикошетом высадил дверь. Все это Николай видел лишь краем глаза, упав, забившись в какую-то нишу, как таракан в трещину. Но когда стражники во главе с настоятелем ворвались в зал, он уже стоял в полный рост, крепко сжимая так и не потерявшийся нож монаха. Не густо против тяжелых, обоюдоострых клинков, но выбора не было. Да и окажись под рукой настоящее оружие, что с того? Прожив больше года среди кровавых обрядов и войн, Николай все еще с трудом отличал один конец меча от другого.
Сказать, что настоятель был в полной прострации – значило не сказать ничего. Быть может, он и впрямь хотел казнить Николая лишь муками совести, а все остальное задумал кто-то иной, гораздо более мстительный и могучий? Кто заманил «демона» в ловушку Шамбалы, навел на его след фанатичных безумцев – че-ши? Слишком мало знал пока Николай об окружавшем мире. Зато мир, казалось, был неплохо осведомлен о нем.
В кольце обнаженных мечей голова решительно отказывалась соображать, готовясь к близкой разлуке с телом. И Николай просто-напросто плюнул – смачно, прямо кому-то под ноги, кровью из черт знает как разбитой губы. Крепкие, вооруженные люди тут же отпрянули, словно от морового поветрия.
– Что ж, – к настоятелю все-таки вернулся дар речи. – Кто бы ты ни был, ты можешь потерять кровь, а значит, уязвим и смертен. Ступай обратно в пустыню, к сородичам – когда-нибудь заслужишь иную участь. А пока не ищи ссоры. В храме сотни обученных воинов, преданных мне, как цепные псы. И я не буду считать, скольких ты убьешь, прежде чем тебя разорвут в клочья.
В тумане из опускавшейся каменной пыли Николаю почудилось, что осколок лица Ареса сверкнул уцелевшим глазом – безумно и яростно.
* * *
– Пять стихий хранят благополучие в твоем доме. Следи, чтобы не было между ними вражды.
Шуганув напоследок старой, обглоданной костью по медному тазу, Николай театрально закатил глаза. Этим он обычно давал понять, что сеанс окончен. Широко известному в узких кругах практику черной, белой и продольно-полосатой магии надлежало всегда уходить красиво. И, по возможности, быстро: вдруг кто-то из местных гениев осознает, что снять сглаз и повесить на уши – две стороны одного процесса. К счастью, народ попадался удивительно легковерный. И Николай утешал себя мыслью, что его слова, прыжки и ужимки, по крайней мере, внушают людям спокойствие и веру в себя. А это, как ни крути – основные слагаемые успеха.
Была и другая причина гордиться новой профессией. Караваны, с которыми ходил Николай, избегала трогать вся нежить, бесновавшаяся вокруг. Опасность она представляла немалую – в этом Николай лишний раз убедился, однажды спугнув деливших добычу тварей, прозванных гулль. Распотрошенный, наполовину съеденный детский труп запомнился ему надолго.
Именно слава хранителя торговых путей, а вовсе не погром, устроенный в храме, постепенно сделала Николая преуспевающим колдуном. Его называли Саган – «белый» на большинстве кочевых языков – и это стало чем-то сродни псевдониму. Он часто задумывался, как далеко и долго путешествуют иногда слова. Карл Саган, Франсуаза Саган – откуда такой фамилии взяться в Европе?
Напрашивался один ответ: что-то или кто-то временами погружает мир в хаос. И прежние, отслужившие свое границы культур, языков и народов рушатся ко всем чертям. Или к гуллям – как будет угодно. Близость таких перемен ощущалась и в прежней, родной Николаю эпохе. Здесь же все просто кричало об этом.
Странные, бесноватые речи заезжих и местных пророков будоражили обывательские умы. И люди бежали к тем, кто попроще – колдунам, шаманам, гадателям – за советами, как выжить в грядущей битве Добра и Зла. Советовали в основном такую же чушь, разве что слегка приспособленную к обычным людским чаяниям и стремлениям. Николай был вынужден заниматься и этим – годился любой источник дохода. Жаль только, избегать неприятностей удавалось далеко не всегда.
Вот и теперь, едва рука, совершив «фирменный» ритуальный пасс, потянулась за гонораром, раздался подозрительный шум. Два вооруженных секирами мордоворота возникли, будто из ниоткуда, и замерли в боевой готовности, перекрыв узкую улочку с обеих сторон. Прохожие молча сновали мимо, стараясь глядеть исключительно себе под ноги.
– Должен предупредить, – елейным голосом произнес клиент в богатом халате, – что вряд ли мой покровитель оставит такого умелого колдуна, как ты, без присмотра. Он щедро платит за службу – соглашайся лучше добром!
Николай инстинктивно вскочил и бросился наутек, повинуясь давней привычке не верить сильным мира сего, что бы они не сулили. В руке уже сверкал монашеский нож, не раз выручавший в подобных случаях. Никто в здравом рассудке не попытался бы опрокинуть такой ковырялкой воина с боевым топором. Зато ею было удобно чертить прямо в воздухе зловещие письмена, покуда несешь оппонентам бессвязный бред пополам с проклятьями. Достаточно, чтобы обратилась в бегство целая армия суеверных крестьян-ополченцев. Но бравые молодцы вместе с их вожаком лишь на время замешкались, позволив проскочить мимо.
Уходя от погони, Николай вилял по дворам с риском упасть в арык или споткнуться о дынную корку. Он бежал из последних сил, на ходу срывая с себя приметные магические амулеты. Прочь, подальше от сомнительной чести быть личным пророком, провизором, тайным агентом и первым козлом отпущения, если что-то пойдет не так! Николаю часто предлагали все это оптом и в розницу. Слишком часто, чтобы надолго остаться в богатом, но нестабильном, захваченном чужаками Кушанском царстве. Назад, во враждебную землю че-ши, пути и подавно не было. Да что там – выбраться бы из этой захолустной дыры, где улицы – словно щели бойниц, мухи стаями, а грязь под ногами чавкает, как трясина! Столько раз везло – пора и честь знать.
По счастью, на мага в этих краях выходили, как на медведя. Тяжелое оружие явно мешало преследователям. Топот кованых сапог вскоре смолк за очередным дувалом. Уже перед городскими воротами, отстегнув стражу часть дневной выручки, Николай ощутил себя в безопасности.
И вновь караванная тропа, как живая, метнулась под ноги. Касан, Бухара, Мерв – лишь вехи по сторонам крупнейшего в мире пути, который, как Николай откуда-то знал, еще назовут Великим Шелковым. Вот заслонили, ударили небо снежные острия Гиндукуша, слились почти воедино Тигр и Евфрат. А дальше все дороги вели в Рим, или в Дацинь, как привыкли говорить на востоке.
Глава VIII
– Прочь, прочь с дороги!
Вид низкорослого десятника стражи в дырявой, проржавевшей кольчуге не испугал даже пьяных зевак. Тем не менее, толпа вокруг Николая нехотя расступалась – слишком медленно, чтобы оставался хоть малейший шанс улизнуть.
«На этот раз попал, – пронеслось в голове, еще гудевшей от многодневной качки, – Влип по-крупному».