Шеф отнял у меня бумагу и начал промокать подбородок и щеки, одновременно жадно опустошая бутылку.
– Дай еще одну, – прохрипел он, отбрасывая пустую тару.
Я, здорово испугавшись, не понимала, что происходит. В голову полезли совсем страшные мысли. Человек, отравивший родственников и прислугу Захара Назаровича, совсем не глуп, мигом раскусил, что мы с Ваней не семейная пара, а «засланные казачки», и подсыпал Ивану яд. Босс не заходил в дом Гришкиных, он искореняет порчу на фирме, следовательно, преступник вовсе не член семьи, а служащий. Надо срочно вызывать нашу «Скорую». Я схватилась за телефон.
– Воды… – прошептал Ваня. – Не звони никуда.
– Тебе плохо! – воскликнула я. – Это отравление!
– К‑курица… – прозаикался начальник. – Вот жуть… Ты ее пробовала?
– Нет, – ошарашенно ответила я, глядя, как у босса изо рта вместе со словами вываливаются комья пены.
– Не приближайся к ней, – простонал Иван. – Такое ощущение, что ужин сварили в мыле. Вкус… жуткий… дрянь невероятная.
Я вскочила, ринулась к сковородке и потыкала пальцем в соль. Рыхлый белый порошок с голубыми вкраплениями после приготовления в духовке превратился в окаменевший монолит темно‑желтого цвета. Страшное подозрение заставило меня вздрогнуть. Налив в чашку воды, я плеснула немного на остатки курицы. Ужин, покрытый аппетитной корочкой, стал активно пузыриться.
Иван убежал в ванную. А я вытащила из мусорного ведра пустую упаковку из‑под соли, сфотографировала ее со всех сторон, отправила Димону и сразу ему позвонила.
– Что за снимок ты прислала? – удивился Коробков.
– Переведи надпись, – потребовала я, – там есть текст на английском.
Компьютерщик не стал спорить.
– Сейчас, уно моменто, врубаю транслейтор… Это означает «стиральный порошок». А что такое?
– Оперативная необходимость, потом поговорим, – соврала я и уставилась на упаковку.
Сверху на коробке было четко написано шариковой ручкой «Соль». Нет, я ничего не перепутала, просто консультант из супермаркета идиот. Понятия не имею, что происходит с курицей, когда она запекается в духовке на соли, но, наверное, птичка загадочным образом пропитывается соляными парами. В «Кулинарной книге идиотки» в рецепте подчеркнули: «Ни в коем случае не солите». А у меня цыпа замылилась, обмылилась, промылилась… В общем, не знаю, как назвать еду, которая вобрала в себя средство для стирки.
Послышались шаги, в кухню вернулся Иван.
Я поняла, что надо дать какие‑то объяснения, и забормотала:
– Прости, пожалуйста, я не попробовала готовый ужин, купила курчонка в гастрономе. Недобросовестные владельцы магазина, похоже, вымачивают птицу в концентрированном растворе мыла.
– Зачем? – не понял Иван.
– Наверное, товар слегка подпортился, и торгаши придавали ему свежий вид, – нашлась я. – Несвежую говядину опускают в раствор селитры, и она делается на вид как парная. Слышал про такой способ? А с курятиной, видимо, поступают иначе.
Иван Никифорович включил чайник.
– Я редко хожу по магазинам. У нас Клава хозяйством занимается, мама только готовит.
– Это твоя сестра? – обрадовалась я смене темы.
– Нет, домработница, – уточнил шеф.
Я заликовала. Старушка‑то из аптеки права! Надо подружиться с мужчиной, и он все расскажет. Сейчас Иван сообщил о прислуге, а на работе о ней ни разу не обмолвился. Ура! У нас налаживается контакт. Надо закрепить эффект.