Виктория: Хорошо, мама.
Анна: Нет-нет! Меня зовут Анна. Хорошо, Анна.
Виктория: Хорошо, Анна.
Анна: Вы расстроились? Ну не нужно так переживать. Поверьте, иногда лучше оставаться просто хорошими знакомыми, чем искать дружеской или более того, семейной близости.
Виктория: Да-да, конечно. Простите. (Собирается уходить).
Анна: Уже уходите?
Виктория: Мне пора. Ещё до города ехать.
Анна: В следующий раз вы привезёте для меня новую книгу?
Виктория: Конечно. Какую лучше?
Анна: Рассказы Платонова. Очень хотелось бы перечитать. Знаете, что-то мне здесь прямо навевает. Привезёте? У вас есть Платонов?
Виктория: Ты же знаешь, мама, что есть. Привезу, конечно.
Анна: Ваша мама, возможно, действительно знает, мне же тактичней всё же сначала поинтересоваться. Благодарю, что вы, золотце, так добры ко мне. Хочу заранее поблагодарить вас за томик Платонова.
Виктория: Конечно. Да. Пожалуйста… Мне пора…
Анна: Счастливо! Удачной вам дороги и скорейшего свидания вновь.
Виктория: Да, пока, мама…
Анна: Ан-на!
Виктория: Конечно. Пока, Анна. До свидания. (Уходит).
Анна: (Медбрату) Как она тебе?
Медбрат: Очень переживает.
Анна: Странно, правда?
Медбрат: Да как сказать…
(Уходят).
Сцена третья
(Появляются двое пациентов под наблюдением двух медбратьев).
Генрих: Опять к Анне посетительница, та же самая.
Семён: Ага, точно, та, которая пытается её убедить, что приходится ей родной дочерью.
Генрих: На что девушка надеется? Раньше-то ещё и с отцом приезжала, вдвоём её пытались уговорить.
Семён: Да мужик во всём виноват! Я это ещё тогда, несколько лет назад понял. Сколько прошло?
Генрих: Уже больше двух лет, наверное.
Семён: Вот! Всё дело в этом хмыре прикинутом. Анна – женщина ух! Птица, что называется, высокого полёта. Вот он и не смог такой вариант пропустить.
Генрих: Какой вариант, вы о чём, Семён? И в чём он виноват?
Семён: А в том виноват, что глаз на Анну положил, а может и вообще втюрился. Влюбился. Хотя вряд ли, конечно. Им ведь таким упакованным мужикам ровню подавай, с кем попало не снюхаются. Брезгливые больно.
Генрих: Так что получается, – виноват, что влюбился или то, что презентабельно выглядит?
Семён: Да нет, Гера, ты опять меня не так понял. То, что он выглядит как в шоколаде, это ещё не преступление. А вот то, что он дочку свою заставил в этом спектакле участвовать, вот это уже совсем ни в какие ворота!
Генрих: А что если девушка сама желает, чтобы Анна стала её приёмной матерью? Ну, или второй мамой?
Семён: Мачехой? То-то и оно, что они с отцом не уговаривают стать для девочки мачехой, а для мужчины женой. Они убеждают в том, что Анна всегда была матерью и супругой.
Генрих: Это возмутительно! На что только не идут люди. Но зачем это им нужно?
Семён: Э-э, родной! Если бы всё на свете знать да ведать, можно было бы давно стать повелителем планеты Земля и прилегающих к ней пространств. Ну, может быть, меркантильный интерес. Бабушкины драгоценности. Или дорогущая квартира в центре столицы. Не нашей. (Заговорчески) А может формула создания универсального супер-топлива. Ничего нельзя исключать!
Генрих: Вы полагаете? А я как-то даже об этом не подумал. И всё же странно…
(Входит Анна в сопровождении медбрата).
Генрих: Здравствуйте, Анна!
Анна: Здравствуйте, конечно, но уж не с вами ли мы виделись утром на процедурах? Я, возможно, могла ошибиться?
Семён: Да это мы были, кто же ещё кроме нас проходит по утрам магнитофорез. Только мы трое, а значит, чего тут ошибаться.
Генрих: Я просто хотел выразить своё… Что я очень рад вас видеть, хоть мы…
Анна: Что «мы»?
Семён: Что, Гера, опять началось?
Анна: Ну, так что «мы», Генрих Модеувкович?
Генрих: Простите, иногда мне просто что-то мешает сказать. Вот и в этот раз. Что я говорил?
Семён: Ты рад нас видеть, хоть мы… Что «мы»?
Генрих: Почему я сказал «хоть»?
Анна: Это, дорогой наш Генрих Модеувкович, мы у вас хотели спросить. Видимо, опять приступ.
Генрих: Не знаю, возможно. Извините, я не могу этого контролировать.
Семён: Как и все мы. Не стоит так расстраиваться.
Анна: Ничего страшного. Это всего лишь приступ. Хотя мне показалось, что вы всё таки хотели сказать о чём-то очень важном.
Генрих: Да, возможно. Извините… А как ваше свидание с этой молодой особой?
Семён: А действительно, что эта девица, опять вас уговаривала стать её «мамой»?
Анна: Ах, милые мои соратники-пациенты, коллеги по клинике, братья по этому уютному и доброжелательному вольеру!
Генрих: Душевные прокажённые.
Семён: Не поэтизируйте. Обиженные на голову!
Анна: Ну это как вам будет угодно. А вот только я себя больной нисколько не чувствую. Может быть, я чего-то не помню, но ведь это не болезнь?
Генрих: Вообще-то в медицине есть понятие склероза.
Семён: Так ведь это у стариков.
Генрих: Необязательно. У стариков – старческий склероз.
Семён: А у младенцев – младенческий?
Анна: Друзья мои, я понимаю, на что вы намекаете. Но послушайте. В отличие от этой девушки, я помню всю свою жизнь до того, как я попала в этот дом. И в той жизни этой молодой особы нет. И это я вам говорю со всей серьёзностью и пониманием сложившейся ситуации. Возможно, черты моего лица каким-то образом могут напоминать девушке её мать, которая куда-то пропала, и о которой родственникам ничего не было известно. Это всего лишь моё предположение. Такой гипотезы отрицать нельзя. И теперь девушка вместе со своим отцом пытаются убедить скорее не меня, а самих себя в том, что я чудесным образом найденная их родная жена и мама.
Семён: Это слишком романтично, чтобы поверить.
Генрих: Да, всё же латиноамериканским сериалам место по ту сторону плоскости экрана телевизора.
Анна: Генрих Модеувкович, сколько я вас просила изъясняться проще.
Генрих: Выражаясь проще, – я согласен с Семёном.
Анна: Скажите лучше, мои реалистичные друзья, готовы ли вы после сегодняшнего обеда продолжить наши застольные состязания?
Семён: Вы, Анна, прекрасно знаете, что я всегда рад, то есть готов в любое время сразиться с вами хоть в застольной, хоть в настольной игре.
Генрих: Прошу заметить, что я так же поддерживаю увлечение в послеобеденных ристалищах.
Семён: Это вы за себя говорите, у меня с желудком всё в порядке.
Анна: Проще, Генрих Модеувкович.
Генрих: Баталиях… Ну хорошо, сражениях.
Семён: Это точно, своей игрой я всех сразить готов.
Генрих: Как говорят в Одессе: «Это ещё мы будем посмотреть!».
Анна: (Глядя на часы). А сейчас, я думаю, нам самое время отправиться на обед. Здоровой мозговой деятельности организма необходим питательный рацион со строгим соблюдением режима.
Генрих: То есть – своевременное питание.
Анна: Совершенно верно. Прошу всех в столовую.
Семён: Ну, хоть голодный я хитрее, подкрепиться не мешает.
(Уходят).
Сцена четвёртая
(Главврач и гость, прогуливаются).
Гость: И что, все трое с одним и тем же диагнозом?
Главврач: С одним и тем же. Ну, конечно, есть кое-какие особенности, а так все трое с бессудорожной эпилепсией.
Гость: Видимо у пациентов разного рода абсанс?
Главврач: Да, приступы протекают по-разному, даже симптомы во многом отличаются. Но насколько с моей стороны это было компетентно, был поставлен диагноз: бессудорожная эпилепсия.
Гость: Вы ведь помните, Виктор Семёнович, что до последнего времени эпилепсия считается не до конца изученной болезнью, слишком много белых пятен?
Главврач: Так ведь тем она и интересна. Как её только не называли: священная, лунная, божественная, святая, демоническая. Народные, фольклорные, так сказать, названия: падучая, трясучка, чёрная.
Гость: Не забудьте такие весёлые, как комитетская и парламентская.
Главврач: Помню-помню! Но это не наши пациенты.
Гость: Шутите?
Главврач: Конечно, дорогой вы наш, Анатолий Петрович. Как же нам без шуток? Стараемся здесь в глуши себя хоть немного тормошить, чтоб совсем не почернеть или обдемонизироваться.