– Можно просьбу?
– Можно, если просьба исполнима.
– Было бы хорошо, если бы со мной выехал от уголовного розыска…
– Ты кого-то конкретно имеешь в виду?
– Да.
– И кого же?
– Подполковника Фомина.
– Фомина?!
– Да, именно его.
– Но он же в Прижелезнодорожном райотделе внутренних дел.
– Уже нет. Вернулся назад в областной уголовный розыск.
– Правильно сделал. Руководить может не всякий спец. Руководить, не умея прогибаться, нельзя.
– И как? Выполните мою просьбу?
– Не могу отказать, потому что на пользу делу. Разухабистый мужик, однако…
Алексеев встал.
– Разрешите?
– Да, иди… Кстати, регулярно информируй лично меня. И… Посылай куда подальше всякого, не взирая ни на какие должности, попытавшегося помешать тебе.
Алексеев вышел.
Тушин тут же попросил зайти секретаря-референта:
– Соедините меня с полковником Чайковским. Если нет на месте, найдите. Нужен срочно.
Прошло не более пяти минут, как прокурора соединили с Чайковским.
– Добрый вечер, полковник… Я слышал, что ты сейчас курируешь не только следствие, но и уголовный розыск. Это правда?.. Замечательно!.. Для расследования дела в Нижнем Тагиле нужен спец… Срочно… Сейчас… Нет, помимо тагильских… Кого? Алексеев, мой следователь, отказывается ехать без Фомина: вынь, говорит, да положь… Нет, если не можешь, то я позвоню генералу Краснову… Нет необходимости?.. Замечательно. Значит, вопрос решен?.. Когда выезжать?.. Алексеев едет первой электричкой, завтра… Но имей в виду: командировка бессрочная… Сколько? Пока не раскроют дело… Почему не местные?.. Там – мышей не ловят… Уже с девятого октября ни шьют, ни порют… Кстати, твои подчиненные. Возьми на заметку… Понял… До встречи!
13 ДЕКАБРЯ. ПОНЕДЕЛЬНИК. 18. 30.
Фомин, осторожно приоткрыв дверь, спросил:
– Разрешите, господин полковник?
– Не придуривайся, входи, Сашок.
– Что за фамильярность у господина полковника со старшим оперуполномоченным УгРо, а? – ухмыляясь во всю ширь скуластого лица, произнес Фомин, переступая порог кабинета заместителя начальника главного управления внутренних дел области.
Чайковский внимательно посмотрел на того и невольно также заулыбался.
– Ты, гляжу, и к концу дня не растерял оптимизма и по-прежнему пребываешь в отличном настроении.
– С этим настроением и домой убуду, если господин полковник его мне не подпортит, – отреагировал Фомин, усаживаясь на стул, одиноко стоящий у окна.
– Не далеко? – спросил Чайковский.
– То есть? Что значит «не далеко»?
– Не слишком далеко устроился: я здесь, за столом, а ты там, у окна? Как считаешь?
– Дальше – лучше, безопаснее: чуть что – в окно сигану.
– Боишься?
– Еще бы! Начальство… С ним так: или дистанция безмерная, или любовь неоглядная. Насчет любви: избави пуще всех печалей – и барский гнев, и барскую любовь.
– Ну, пошло-поехало. Теперь не остановишь. Просто беда, когда сыщик такой вот…
– Это какой?
– Начитанный.
– Новость. Никогда бы не подумал, что лучший сыщик – тупой сыщик… Ну, да, ладно… Зачем вызвал?
– А ты как считаешь?
– Ну, думаю, «стружку» снимать будешь.
– За что?
– Мало ли… На то и начальство, чтобы причины находить для «обработки» таких болванов, как я. Может, «телега»…
– Что, уже успел что-то натворить?
– Ты меня, Павел Павлович, знаешь: еще тот «чэпэшник».
– Не молод. Мог бы и остепениться.
– Стараюсь, очень стараюсь, а не получается.
– Могу успокоить: на сей раз нет никакой «телеги». Скорее всего, не успели еще накатить…
– Уже – благо.
– Только что мне звонил прокурор Тушин…
– Ну, вот… Что я говорил?!
– Не спеши с выводами. Так вот… Он сказал, что нуждается в тебе…
– Тушин?! Во мне?! Не может быть!
– Может, Сашок, может. Впрочем, нужно уточнить: не совсем Тушин нуждается в тебе, а Алексеев.
– Это другое дело. А что Алексеев?
– Как я понял, областная прокуратура приняла к своему производству возбужденное уголовное дело в Нижнем Тагиле.
– Что-то серьезное? – заинтересовавшись, спросил Фомин.
– На первый взгляд, нет: бесследно исчез подросток.
– Давно?
– По словам Тушина, девятого октября.
– Павел Павлович, но причем тут я? Я же числюсь за отделом по борьбе с бандитизмом. Тут же…
– Понимаешь, дружище, – так хочет Алексеев. Это его идея. Он обратился к Тушину. Тушин – ко мне. В твою задачу будет входить координация деятельности по линии уголовного розыска. Понимаешь?
– Нет, не понимаю, – откровенно признался Фомин. – С какой стати такой ас следствия, как Алексеев, будет заниматься делом об исчезновении подростка?
– На твой вопрос мне ответить нечего, так как сам недоумеваю.
– Наш прокурор становится непредсказуемым. Что с ним?
– Скорее всего, амбиции всему причина.
– Чьи амбиции?
– Тушина, конечно.
– У меня тоже есть амбиции, но не до такой же степени.
– Тут, понимаешь, дело в том, что к Тушину обратилась лично мать исчезнувшего подростка с жалобой. Он принял ее в не приемный день. Выслушал. И вот принял решение, что делом должна заняться областная прокуратура. Руководителем оперативно-следственной бригады назначил Алексеева, замом – тебя. Еще восемь человек – тагильчане. Тушину, думаю, очень важно выглядеть в лице несчастной женщины хозяином своего слова.
– Мне ясно пока лишь одно: надо выезжать. Когда?
– Завтра. Первой утренней электричкой. На личном фронте проблем не будет?
– Ты меня знаешь…
– Тебя – знаю, но семья…
– И жена, под стать мне, не дура. Понимает. Привыкла. Смирилась давно.
– Значит, нет проблем?
– Ну, разумеется.
– Мысли Тушина нам не ясны, поэтому прошу тебя: с одной стороны, будь там поосторожнее, погибче, если угодно, не руби сплеча; с другой стороны, от главного управления у тебя неограниченные полномочия, к работе вправе на месте привлекать любого специалиста, действуй, не стесняясь.
– Генерал Краснов знает?
– Естественно. Я переговорил также с начальником экспертно-криминалистической лаборатории. Если возникнет нужда, то там твои поручения исполнят без проволочек. Обращайся.
– Понял. Как думаешь, надолго?
– Не знаю. Но считаю, что такие асы, как Алексеев и Фомин, раскрутят дело в два счета.
– Шутишь? Издеваешься?
– Ничуть, дружище, ничуть. Говорю серьезно.
– Тогда – спасибо за лестное слово.
– Ну-ну, не выламывайся. Уж от меня-то ты наслышался…
– Ты прав. Ты не такой, как все. Другие, как только оторвутся от друзей, делая карьеру, сразу забывают про дружбу, рвут связи, в упор перестают замечать. Кстати, это правда, что тебе светят генеральские погоны?
– Откуда ты это взял?
– Слушок такой ползает по необъятным управленческим коридорам.
– Не верь слухам, тем более «ползающим».
– Я не верю, а все же… Должность-то теперь у тебя генеральская, – заметил Фомин и потом, после небольшой паузы, добавил. – Твой предшественник ушел в отставку генералом.
– Я всерьез подумываю о пенсии, а ты… Пора: и по возрасту, и по выслуге лет.
– Издеваешься?! Надо мной?!
– Что ты, Сашок!
– Нет? Мы с тобой с одного года, я подполковник, старший опер. Кому-кому, но вот мне точно пора на покой, – Фомин встал, подошел к Чайковскому и прислонился к нему. – Если ты уйдешь, то… А, что загадывать… Пошел я… В командировку собираться… Жди вестей.
– Надеюсь, вести будут благоприятные?
– Без сомнения, господин полковник.
– Зазнайка, сплюнь на всякий случай.
– Сплюнул бы, но у тебя, – Фомин обвел кабинет Чайковского долгим взглядом, – кругом персидские ковры…
– Не персидские, а турецкие.
– Все равно неудобно на них плевать. Ну, я пошел…
13 ДЕКАБРЯ. ПОНЕДЕЛЬНИК. 20. 40.
Леонид Федорович Сарваров, придя домой, ужинать не стал, а сразу прошел в гостиную, где вот—вот должен был начаться очередной латиноамериканский телесериал на канале РТР.
Жена, заслышав мужа, обернулась.
– Сытый? Кто подсуетился и накормил? Смотри мне.
– Что, моя государыня, ты говоришь? – он подошел к жене и чмокнул ее в макушку головы.
– Зачем ластишься? Все равно не поверю.
Сын, сидевший на диване, захихикал, чем привлек к себе внимание отца.
– Хихоньки да хахоньки? А что в школе? Чем порадуешь отца?
Михаил отвернулся и не ответил.
– Молчишь? Пару схлопотал?
– Нет, – буркнул сын.