– Ты?.. Да ну… почему?..
Я вздрогнул – совсем уже позабыл о своей соседке. Она спала, обратив запрокинутое лицо к желтому лику луны, и говорила во сне. Но к этому ее разговору я почему-то отнесся терпимо. И вообще, мне теперь было даже приятней оттого, что я здесь не один, что кто-то есть рядом. Я снова вспомнил о Светке.
Как правило, блондинки голубоглазы. Светланка ничуть не отступала от этой нормы, скорее наоборот: ее глаза отливали прямо-таки небесной синевой. Когда я впервые увидел ее, мне она показалась такой недоступной, что очень долго не решался подойти, а лишь издали ловил каждый ее взгляд. Мы учились в одном классе, и я даже на уроки стал ходить лишь ради того, чтобы увидеть ее. А когда нам было по двенадцать лет, я нашел в себе храбрость подойти к ней и сказать: «Давай дружить?..» Когда она ответила: «Давай», – я думал, что счастливее уже и быть не могу. Наверное, прав был тогда. Уж что-что, а мозги парням запудрить у нее с детства был талант. Сколько раз потом я бросался в омут любви, но был отвергнут, а сколько пытался забыть, но она не отпускала – прекрасный дьявол. А депрессиям и стычкам с парнями из-за нее вообще не было числа. Она играла мной, но даже не догадывалась, что где-то глубоко во мне спит зверь. И она разбудила его. Высвободила! Я потом еще долго убивал всех похожих на нее. «Раз уж я стал таким, то останусь до самой смерти!» – думал я тогда. А в душе продолжал любить ее. Люблю ли до сих пор? Наверное, нет. Возможно, даже ненавижу. Но мне почему-то жутко не хватает ее, словно моя грешная душа ушла вместе с ней в мир иной!
Моя соседка по тишине вдруг проснулась. Оторвавшись от спинки скамьи, она сгорбилась, уперла локти в колени и уронила голову на ладони. Девушка долго смотрела перед собой, видимо, пытаясь поймать «убегающий» вид округи. Наконец заметила меня.
– Эй!.. Время есть? – спросила громко. – Часы, говорю, есть?
– Нет, – ответил я и, отвернувшись, снова стал швырять в воду камешки.
– Счастливый, – пробормотала она скорее себе, чем мне. Потом громче: – Ну чего там сидишь, скучаешь? Иди сюда.
Я подумал немного, потом пожал плечами, поднялся и побрел к скамейке. О черт! Вот это да! Я чуть не сказал это вслух, когда вдруг узнал «нимфу» со второго этажа. Вот так случай – третий раз! Бывает же такое! Я присел рядом, там, где недавно сидела ее подружка.
– Слушай, а тут со мной девушка была?..
– Она ушла, – ответил я.
– Ах да, точно… – Она обхватила голову руками и, помолчав, призналась. – Ох и нажралась я… Как свинья!
Она словно оправдывалась.
– Что – проблемы? – спросил я скорее из вежливости.
– Угу. Да-а, офигеть!.. – Ответ прозвучал немного громче, чем следовало. Немалую роль в этом сыграла ночная тишина. Татьяна махнула рукой. – А, ладно!.. Пошел он…
– Он? – спросил я и поймал себя на том, что отчего-то вдруг нарываюсь на откровения.
– Он, – повторила она. – Да я просто дура! Как сразу все не поняла. Он же…
Татьяна быстро прикрыла лицо ладонями, и я заметил, что она плачет.
– Я всегда была не нужна ему. С самого первого… С тех… с самого начала! – судорожно всхлипывала она, а я даже не знал, как ее успокоить.
– Все будет нормально, – неуверенно начал я.
– Нет… – Таня мотнула головой. – Нет, я… Пошел он!
Наконец она перестала лить слезы и замолчала. Молчал и я. В округе было тихо и безветренно, и казалось, что все замерло. Время остановилось. Тишину снова нарушила она.
– Скажи, ты кого-нибудь любил?
Мне стало не по себе. Вопрос бил по самому больному.
– Только по-настоящему. Ну, ты понимаешь?..
Я понимал. Но что я ей мог ответить? Да, я любил. И прикончил свою подружку после того, как она меня кинула…
– Любил. – Я опустил глаза.
– А вот представь себе, что человек, которого ты любишь, оказывается самой величайшей падлой на свете.
– Могу представить!
Это вырвалось непроизвольно и, возможно, слишком резко. Татьяна испытующе посмотрела на меня.
– Как ее имя?
– Света.
– Она красивая?
Я взглянул на нее и сразу отвел глаза. Грудь сдавило. Татьяна в лунном свете жутко напомнила мне ее. Красива ли она была? Конечно: чертовски, даже дьявольски!
– Да. – И добавил: – Очень.
– Она тебе изменила?
Изменила ли она? Это еще мягко сказано!..
– Да, изменила.
– А ты?
– А я…
Я вдруг почувствовал, что если этот допрос не прекратится…
– Я пил с месяц не просыхая, – соврал я. – Потом как-то по пьяни влетел в реку на мотоцикле. Чуть не утонул. Попал в больницу. А когда вышел, забил на все и… В общем, не люблю говорить об этом.
Потом мы снова долго молчали. Каждый думал о своем и все же об одном и том же. Оба – брошенные люди.
– Ох, башка болит, отпускать начало, – простонала Татьяна. – Домой надо. Мать, наверное, с ума сходит.
– Проводить?
– Да нет, сама дойду. Кстати, зовут-то тебя как?
– Денис.
Как же давно меня так не называли.
– Я – Таня. Ну, счастливо, Денис. Приходи на дискотеку. Я там часто бываю. Может, увидимся.
Я тоже сказал: «Счастливо», – и мы расстались. Я даже не надеялся, что мы еще когда-нибудь встретимся, и все же приятно было пообщаться. Со мной редко разговаривали так – по-человечески.
Когда Татьяна ушла, я, шатаясь вдоль берега, думал о недавнем разговоре. Вот так всегда: для людей ты человек, пока они не узнают, кто ты на самом деле. А что в принципе меняется? Я ведь остаюсь таким же, как был: та же внешность, те же мысли, понятия. Да только если б она узнала, кто я, уверен, шарахнулась бы от меня, как от демона, и побежала бы звать народ. Но почему?.. Ведь если бы я хотел ее убить, сделал бы это сразу же, без лишних разговоров!..
С такими мыслями я бродил там почти до рассвета. Поговорил немного «о жизни» с рыбаками. Загрузил какого-то старика суицидальными рассуждениями, начав с политики и закончив погребальными обрядами. Но когда тот спросил: «А ты чьих такой будешь?» – я, как обычно, соврал: «Да так, к приятелю приехал в гости». И на этом разговор был окончен. Раз интересуются тобой, значит, пора «делать ноги». Я распрощался со стариком и побрел на поиски нового места для своего «дневного ночлега». Я дал себе слово, что в тот подвал больше не вернусь. И ближе к рассвету я нашел пристанище – в какой-то подвальной каморке клуба.
От жары кружилась голова. Мне всегда жарко на свету, но эту лампу я погасить не мог. Выключатель находился где-то снаружи, а разбить ее было слишком опасно – пришли бы менять лампочку и обнаружили меня. Пребывание в той каморке в подвале клуба, где я провел день, с большой натяжкой можно было назвать отдыхом. И все же это гораздо лучше, чем гнить среди сырости и вони. Я кутался в какие-то тряпки, стараясь укрыться от этой ужасной лампы дневного света, а самое главное – от чужих глаз. Горячий пот струился по телу, заливал глаза. Несколько раз я слышал, как в подвал входили люди: искали что-то, перебирали вещи. Я сидел тише воды, и мне везло. И даже, несмотря на все, мне удалось немного поспать. И наконец-то пришел вечер.
Вечером снова лил дождь. Сквозь подвальное окошко я видел, как мчатся по улице ручьи, обстреливаемые сплошным потоком капель, унося с собой массу мусора. Было еще довольно светло, и все же я решил сбежать от кошмарной лампы клубного подвала. Взобравшись на какой-то ящик, я протиснулся в маленькое окошко – и тут же угодил под холодный душ. Проклятый дождь соорудил приличных размеров лужу прямо под окном, и, выбравшись, я стал похож черт знает на кого. Да ладно, дождь смоет. За грозным покрывалом туч все еще чувствовалось солнце, но холодная вода смягчала его убийственный жар. И я пошел куда-то – туда, где, может быть, больше тени, меньше воды и есть еда.
Да, тогда мне, помню, невыносимо захотелось просто поесть. Еще бы, три дня голодовки дали себя знать. А добыть еду, тем более в это время суток, довольно непросто. Не идти же в таком виде воровать в магазин? А забирать деньги разбоем довольно рискованно: поселок небольшой, найдут быстро. Оставался один вариант. Тоже немалый риск, но и шансы на успех имелись. И вот, проходя по какому-то переулку, я заглянул за забор.